Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет - [114]

Шок, который я испытал от всего этого, прошел не сразу. Но в конце концов я с удивлением осознал, что это знание очень успокаивает, даже раскрепощает. «Из-за нашей культуры мы вечно занимаемся самобичеванием, если мы не идеальны, – говорит Дэниел. – Мы подписываемся под предполагаемой эффективностью психотерапии. Все думают, будто они способны себя исправить. Но мне кажется, что это наивное убеждение. Если вы интроверт или невротик, отстаньте уже от самого себя. Дайте себе вздохнуть свободно. Достаточно того, что нам приходится брать ответственность за все дерьмо вокруг, не нужно вдобавок брать ответственность за свои недостатки. Я не призываю к фатализму, типа „Мне трудно вовремя приходить на работу, поэтому я даже не стану пытаться“. Приходить вовремя на работу, конечно, стоит. Но воображать, будто вы однажды начнете вставать за три часа до выхода из дома, чтобы испечь себе хлеб, попросту абсурдно».

После прочтения книги Дэниела я взглянул на людей как на совокупность отдельных подвидов, своего рода геноплемена. Если кто-то был груб со мной, я думал: «Ого, какая низкая доброжелательность», или если кто-то без умолку болтал, я думал: «Боже, спаси меня от экстравертов». Пока Дэниел доедал салат, мне захотелось узнать его геноплемя. «О, у меня зашкаливает невротизм», – признался он мне.

«Вы бы назвали себя несчастным человеком?»

«Чрезвычайно!» – улыбнулся он. Люди иногда заблуждаются, полагая, что он живет замечательной жизнью, рассказывая всем о своих книгах и читая лекции. «А на самом деле это сущий кошмар. Я уже переживаю не об одном своем следующем деле, а о целых трех. Когда занимаешься исследованием и твою заявку на грант отклоняют (а именно так обычно и происходит), это настоящая катастрофа. Ты впадаешь в депрессию. А другие люди размышляют иначе, типа „Ну что ж, ладно, мне кажется, им понравилось. Попробую на следующий год“. В известном смысле, постоянное недовольство своей работой – положительный момент, потому что это вынуждает тебя искать способ получше». Склонность к беспокойству и неуверенности в себе может помочь в достижении успеха, объясняет он, «но приятного в этом мало. Есть такое дурацкое мнение, будто бы успешные люди счастливы, а счастливые – успешны. Мне кажется, что ни то ни другое неверно. Жуткое высокомерие считать, будто мы можем залезть в чужую шкуру. Глупо рассуждать: „Ох, как же здорово, наверное, жилось Моцарту. Вся эта музыка“. Жизнь Моцарта вполне могла быть ужасна. Возможно, он очень страдал. Если кто-то говорит: „Ах, жаль, что я не Уилл Сторр, ведь он написал столько книг“, разве он знает, каково это?»

«Пожалуй, вы правы», – ответил я.

«Однако если бы вы были человеком счастливым и довольным, вы бы вряд ли их написали. Вот в чем парадокс! И поэтому надо быть осторожным со своими желаниями. Хотелось бы мне быть менее невротичным человеком? Знаете, нет, потому что тогда я бы вряд ли совершил самые интересные поступки в своей жизни. То есть, конечно, жилось бы мне проще. Но следует спросить себя, а что для тебя ценно? Ценишь ли ты возможность быть невротиком, но при этом делать интересные вещи, о которых будешь с радостью вспоминать на смертном одре? Или ты ценишь удовольствия?»

Я с ожиданием взглянул на него поверх наших пустых тарелок.

«На этот вопрос нет ответа», – сказал он.

* * *

Ближе к концу нашего обеда Дэниел сделал непринужденное отступление, изменившее (возможно, навсегда) мое отношение к самому себе. Мы говорили о долгосрочных последствиях зацикленности на самооценке. «Мы склонны превозносить самооценку, – говорил он, пока мы ждали счет, а вокруг нас сновали суетящиеся студенты. – Мы вечно твердим: людям нужно поднимать самооценку, особенно когда дело касается детей. Я наблюдал это в местных школах. Но в действительности люди с высокой самооценкой невыносимы. Это чрезмерное упрощение».

«То есть высокая самооценка не является явным благом?» – спросил я.

«Вот именно. Определенно нет. – Он на мгновение задумался. – Однако есть люди с массой проблем и низкой самооценкой, которым ее повышение пошло бы на пользу. Низкая самооценка почти тождественна высокой степени невротизма. Эти два явления идут рядом рука об руку».

Это, разумеется, касалось и меня. Я был выраженным невротиком, а невротизм, как мне удалось выяснить, является стабильной чертой личности. Это, вопреки доктрине Васконселлоса, вовсе не какая-нибудь излечимая болезнь, как если бы мое эго подхватило грипп. Я тот, кто я есть. Я вспомнил, что Джон Хьюитт назвал «миф» о самооценке «современной сказкой, в которой мужчины и женщины преодолевают психологические (в основном) препятствия на пути к успеху и счастью». Что ж, я купился на этот миф как ребенок. Мне было обидно. Меня побвели вокруг пальца.

Удивительно было, насколько глубоко я впитал эти идеи. Во времена моей юности они доносились отовсюду, и мое «я» восприняло фантазию Васконселлоса и, словно сорока, впихнуло ее в мой внутренний рассказ о себе. По причинам, которые, видимо, были связаны с атмосферой в нашей семье и католицизмом, я стал человеком с низкой самооценкой, и одной из главных задач моей жизни стало ее повышение. Но это еще не самое страшное, ведь я также усвоил общепринятую в нашей культуре концепцию идеального «я». Человеку