Секта Правды - [69]

Я слышу эти советы — он даёт их по телефону — и на меня находит:

Знаешь, давай поговорим?

О чём?

Да, так.

Тогда лучше по «мылу».

Я у него на содержании. Выдаёт мне, как школьнику, на метро, оплачивает «мобильный». Со взломанных счетов. А наличные прячет в футляры от «сидиромов», которые грудятся по углам. Говорит: «Коплю». А на что — одному Богу известно!

Ты как скупой рыцарь.

Это что за чувак? Рассказываю.

— А в чём фишка? — искренне удивляется он. — Каждый от своего кайф ловит. Ты, вон, пишешь за бесплатно.

Я открываю рот, но он «отключается» — каждую минуту стучит «аська», пальцы вслепую печатают на двух языках.

Когда нужно, он стучит в стенку, как соседу. Или звонит по «мобильному». Оторваться с дивана и сделать три шага ему лень.

А часто придёшь:

Подожди, сейчас. Перевожу в шутку:

Каменный гость хуже татарина…

И тогда вижу себя со стороны, а моя жизнь представляется мне виртуальной.

«Бывшая» пытается заработать, но постоянно прогорает. «Заказчики подвели», — виновато просит у него денег. «До какого числа?» — угрюмо сопит он. Я хитрее — когда спит, «отщипываю» из кошелька, всё равно не считает. Но «бывшая» честная, ей совесть не велит. Мы и тут разошлись, она считает, что мужа обманывать можно, а государство, пусть и американское, нельзя. Я, конечно, дальше от идеала — не брезгую ворованным. А что делать?

Приятель советует взять инвалидность:

Пособие по третьей группе мизерное, но с голоду не умрёшь.

А заболевание?

Ты что, сомневаешься? — покрутил он у виска.

В психоневрологическом диспансере побеседовал с врачом. О том о сём — вышло три часа. Под дверью скопилась очередь, а он не отпускает.

Надоело всё, — жалуется, — а куда деваться?

Хороший вы человек, — жму руку на прощанье.

И вы, — улыбается. — А группу берите первую, без права работы — дадут.

Обратной дорогой иду, не различая луж, и повторяю за доктором: «А куда деваться? Остаётся полюбить своё сумасшествие.»

Весна выдалась ранняя, на улице слякоть, с крыш ползёт снег.

Что творится. — киваю я за окно.

Плюс пять, — хмыкает он. — А завтра ветрено. Это интернет-прогноз.

В отличие от меня в его возрасте, подружки у него только интернетовские — виртуальные смайлики, сердечки на день святого Валентина. Осторожно говорю «бывшей»:

— Надо бы ему девушку вызвать.

— Ты что, «продвинутый» папаша? А со мной годами не спал.

— Днём — ругаться, ночью — миловаться? «Бывшая» заводится.

— Да заткнитесь вы, наконец, — просыпается он, — столько лет всё выясняют!

«Бывшая» задвинулась на сексе. Точнее, на его отсутствии. Ни за что не признается, но я-то вижу. И по-человечески жалею. Муж ушёл, сын, чуть что — кулак.

— Мать же. — совещу я.

— Ну и что? Меня в детстве била, ей материнское чувство не мешало? А теперь я сильнее.

Что скажешь? Я поначалу был вроде буфера, а потом понял: поругаются — помирятся, а я — крайний.

А ещё «бывшая» бесится оттого, что у меня любовница. Детке чуть больше двадцати, и она зовет меня «пусиком».

Это всё мое? — обнимаю я её.

Да, пусик.

И твой оргазм тоже?

Смеётся. А потом я рассказываю, как понимаю счастье:

Запереться в комнате и — писать, писать.

Со мной?

Конечно, с тобой. Разве я много прошу?

И опять моя жизнь представляется мне виртуальной.

«Восьмое марта» торчит посреди недели, как одинокая мимоза. Он намылся, приоделся, догадываюсь — первое свиданье. А вернулся быстро, взъерошенный.

— Представляешь, — захлёбывается, — сидели в кафе, так она всё про деньги — и папа-то у неё «крутой», и сама-то за себя расплатится. Они что, все — дуры?

«Это тебе не «мышью» щёлкать», — думаю я. А вслух подделываюсь:

Молоденькие все «на понтах».

Да причём здесь «понты»!

Ого, крысится, чувствую, влюблён.

Знаешь, — ловлю момент, — любовь-любовью, а есть хочется каждый день.

Это ты к чему?

А к тому, что есть и весёлые девицы.

Точно — «продвинутый» папаша! Но реакции никакой. Открыл ноутбук, пальцы забегали по клавиатуре. А через час уже режется в «контр страйк», смотрит в параллельном «окне» молодёжную комедию и ржёт.

Солнце освещает измятую постель.

Знаешь, детка, — философствую я, — люди искусства подлее.

Почему?

Их к этому вынуждают. Возьми клерка — он открыто продаёт себя, но у него и доход гарантирован. А художник свободен. Но что это значит? Что никому не нужен и за свой кусок должен, как волк, бегать и с другими грызться. И не восемь часов, как клерк, а двадцать четыре! Доказывать, что он — лучший, что его собратья — бездари, ходить перед издателем на цырлах… А при этом — гонор! В нашей среде, детка, зависть, как воздух, все хитрые, изворотливые, только рассуждают о морали, а самим она не писана.

А посади вас на оклад — отлынивать будете, говорить, вдохновения нет.

— Может быть. Ладно, к чёрту людей искусства! Тем более что и искусства давно нет — одна мода.

Опять звонила мать. Он слушал её с минуту:

— Поговорить не с кем?

Как животное, он чувствует, когда сосут кровь.

Иди, смотри телевизор! — и вдогон повешенной трубке: — Скорей бы «ласты склеила».

Ну, это ты уж слишком.

А на фига лицемерить?

И я ловлю себя на той же мысли.

Только зря надеетесь — наследую квартиру, сразу сдам, а сам перееду к детке.

Утро хмурее хмурого. Просыпаясь, долго не могу понять, кто я. И сколько мне лет. Зато отчётливо сознаю, что везде чужой. «Все живут не с теми, не там и не тогда», — смываю я остатки сна. Но целый день нахожу подтверждение этим сентенциям. Меня не покидает ощущение, что я не тот, за кого себя выдаю, что я лазутчик во вражеском стане, что, переодетый женщиной, веду себя по-женски, а мой сын старше меня.