Сексуальный плен - [12]

Я не помню, как мы уснули. Проснулась я, связанная с ним, липкая, грязная и удовлетворенная, с больной от вина головой. В окно пробивались лучи солнца.

У меня появилась привычка оставлять нетбук рядом с кроватью, близко под рукой, чтобы писать сразу же, как только я просыпаюсь, и записывать воспоминания предыдущего дня, пока они еще свежи.

Лука пошевелился, так что пришло время для утренней любви, а потом ―

в душ, и кофе.

Я почти готова сказать это. Его семья права, мой страх ― это единственное, что сдерживает меня. Но на самом деле, мой страх весьма силен. Когда я думаю о фразе «Я люблю тебя», то вспоминаю Гарри и то, как я говорила ему это каждый день более десяти лет, лишь изредка слыша те же слова в ответ и еще реже наблюдая их доказательство. И понимая во внезапном, резком и надрывном откровении, что он никогда на самом деле не любил меня.

Лука проснулся и смотрит, как я печатаю, затуманенным со сна взором. Вокруг его бедер обвилось одеяло, под головой рука, а на губах едва заметная улыбка.

― Отложи эту штуковину и иди ко мне, ― промолвил он.

А я продолжаю печатать, пока он ко мне тянется, просто чтобы его позлить. О боже, он нечестно играет, он трогает мою киску, пока я печатаю. Интересно… не могу сконцентрироваться, не могу думать, а теперь…

…к черту все, закончу писать позже.

Глава 5

28 Июня

Я решила оставить предыдущий кусок неоконченным, как есть. Мне показалось, это даже мило.

Сижу на пляже на западном побережье Италии. Не знаю, как называется этот старинный городок с живописными руинами на утесе и каменными строениями, слышавшими болтовню жителей задолго до того, как на тропах Америки появились первые следы европейцев.

Я приехала сюда на поезде, чтобы подумать и принять несколько решений на трезвую голову.

Думать телом и сердцем рядом с Лукой слишком уж просто. Разум и логика отодвигаются на задний план, и если уж мне нужно принять рациональное решение, то необходимо отойти от тяжелого наркотика под названием Лука.

Но ведь он же не наркотик, так? Он не видоизменяет мой разум и не меняет меня. Он превращает меня в того человека, которым я действительно являюсь. С ним я беззаботная, раскрепощенная, свободная и полная жизни. Его семья такая любящая, такая щедрая и приветливая, что среди них я чувствую себя в кругу семьи больше, чем среди собственных родственников в Штатах.

Мой отец ― холодный и осуждающий человек, легко ставящий ультиматумы и жесткие требования, но с трудом выражающий привязанность, ободрение и комплименты. Мать у меня такая же, но более склонная к пассивной агрессии, предпочитающая выжидать, наблюдать и собирать доказательства против тебя, и лишь потом бить, когда наступит правильный момент. Она ― гений тактики.

Лиа у нас Мисс Совершенство. Сплошные пятерки, без малейших усилий. Капитан группы поддержки, член дискуссионного клуба, вице-президент студсовета в течение трех лет, популярная, веселая, стройная. Вышла замуж за стабильного, заботливого мужчину после недолгой помолвки, родила детей, обзавелась домом с настоящим белым, мать его, забором. Для всех ее жизнь была такой же элегантной и идеальной, как и она сама. А потом она трахнула моего мужа.

Не то, чтобы я сильно об этом жалела.

Не могу представить, чтобы Элизабетта спала с мужем Лючии. Такое просто невозможно. Никак.

Забавно, я едва помню Штаты. Я все больше говорю по-итальянски. Я только что поняла, в дневнике этого не видно, потому что я перестала транскрибировать итальянский, кроме тех моментов, когда кто-то говорит по-английски и резко перескакивает на итальянский. Мне даже сон снится на итальянском. А во время секса с Лукой я выкрикивала его имя и вместо «да, да, да» по-английски стонала то же самое по-итальянски.

И даже сейчас, когда я думаю, что пора отправляться домой, в моей голове возникает изображение дома во Флоренции ― дома, полного света, смеха и любви. И Лука. Я вижу себя во Флоренции, в маленькой квартирке неподалеку от дома Доменики и Данте. В горшке на окне стоят цветы, белье сушится на веревке по старинке, скатерть в клетку на круглом столе, а из старой бутылки вина торчит свечка.

А однажды, возможно, по этой квартире будет бегать маленький мальчик или девочка с иссиня-черными волосами, смуглой кожей и лазурно-голубыми глазами.

Солнце садится, и ярчайшие блики оранжевого света отражаются от покрытой рябью синевы океана. Кричат чайки, вдалеке брызгаются в волнах дети. На горизонте мелькает белый парус.

Итак, решение.

Боюсь ли я любить Луку? Да. Да, черт меня дери. Я боюсь, что все это закончится так же, как с Гарри, и я застряну в Италии иностранкой без гроша в кармане и каких-либо связей, старой, одинокой и слишком уставшей, чтобы начать все заново.

Я боюсь, что мне снова будет больно, что меня вновь предадут. Боюсь заводить с ним ребенка, потому что это будет означать, что я навечно с ним связана, и если все закончится, если он мне изменит или не будет любить до конца наших дней, то я окажусь в полной жопе.

Но я знаю ― и сердцем, и разумом, ― что он любит меня просто так. Знаю на уровне инстинктов. Он приехал в Париж после первого же звонка, даже несмотря на то, что я убежала от него целых два раза. Он показал мне чудеса секса. Показывает каждый день, что я красива и стою любви.