Сексуальные типы: поиск идеального любовника - [33]

Пожалуй, каждый из нас подчиняется какому-то заверенному порядку, чтобы упростить жизнь, и верит в действенность определенных ритуалов. Например, все мы по утрам выполняем некоторый привычный набор действий, когда умываемся, бреемся, одеваемся, завтракаем и т. д., не внося в них серьезных изменений и не задумываясь над тем, что и как делаем. Я никогда и не подозревал, что последовательность действий моего утреннего ритуала «неправильная», пока Дебора однажды не сообщила мне, что нужно надевать сначала носки, а только после них — брюки. Я всю жизнь надевал носки после брюк, и эта очередность ни разу не стала причиной страшных катастроф, но она объяснила, что если мне не придется подтягивать штанины, надевая носки, то брюки меньше помнутся. Только и всего. Теперь я одеваюсь правильно! Для меня, честно говоря, нет никакой разницы, надену я брюки раньше носков или позже них, главное, что в конечном итоге я окажусь в брюках, но для Деб важно, чтобы я делал это в правильной последовательности.

Далее мы рассмотрим, почему эмоции — даже положительные — кажутся «невротикам» опасными. Их тревожит все, «выходящее из-под контроля», а поскольку эмоциям свойственно подобно пару подниматься из кипящего котла нашего внутреннего мира, контролировать их непросто. Это-то и внушает страх! Страшно — даже если эти эмоции самые положительные. Порхающие в животе бабочки вызывают большую тревогу, чем мысли в голове, потому что их труднее поймать.

Трудность в выражении эмоций

Меган

Вернемся в мой кабинет, и я познакомлю вас с Меган. Хотя она сама попросила о встрече, я не могу причислить ее к больным, страдающим неврозом навязчивости, подобно Джеймсу, в серьезной форме. Более того, вам наверняка известен не один человек, похожий на Меган, в кругу ваших друзей и знакомых. Сначала она кажется замкнутой, отчужденной и враждебной, но по мере того как вы постепенно узнаете ее, ваше впечатление о ней меняется и под холодным панцирем вы вдруг обнаруживаете личность чуткую и дружелюбную. Но она бдительно скрывает свое истинное лицо. Меган сидит в дальнем углу моей приемной, полностью поглощенная изучением журнала «Благоустройство дома и сада». Кажется, ей стоит больших трудов обратить на меня внимание, когда я здороваюсь с ней и приглашаю пройти в кабинет. Обычно пациенты, входя в кабинет, оставляют журналы, которые читали, в приемной, но только не Меган! Позже, в процессе терапии, этот журнал стал для меня «индикатором защищенности», безошибочно указывающим, насколько доверяет мне Меган в тот или иной день.

Джулия, другая моя пациентка, страдавшая навязчивым неврозом, не расставалась с ксерокопиями собственного распорядка дня, помогавшими ей чувствовать себя увереннее в моем кабинете. Меган же в качестве защитного средства пользуется журналом. И это дает прекрасные результаты! На нашей первой встрече она почти не поднимает на меня глаз и отвечает только на прямые вопросы, причем несколько раздраженно, как будто я отвлекаю ее от важного чтения.

Уверен, что случись со мной такое в первые годы моей работы психологом в клинике, я был бы оскорблен ролью второй скрипки, сопровождающей соло «Благоустройства дома и сада», но теперь-то я знаю, что такие выпады неразумно принимать на свой счет.

— Что привело вас ко мне, Меган? Чем я могу вам помочь? — спрашиваю я.

— Не знаю! Вы здесь врач! — резко выпаливает она из-за цветастой журнальной обложки.

Теперь я начинаю понимать людей, жалующихся, что каждое утро им приходится завтракать с «Уолл-Стрит Джорнэл». Ее ответ не просто резок — он безличен. Каким образом, спрашивается, я могу общаться с журнальной обложкой? Эта фраза «Вы здесь врач!» отнюдь не является показателем уважения и восхищения, это — всегда вызов. Под ней подразумевается: «Вы же самый умный! Вы же светило медицины, гений! Вот и ответьте себе сами, раз знаете больше всех!»

— Я попытаюсь помочь вам, — говорю я, — но для этого мне нужно знать, что привело вас ко мне.

— Привело меня к вам пожелание моей начальницы, считающей, что мне нужна консультация с психотерапевтом, кроме того, мы с мужем в последнее время стали препираться чаще обычного.

Так, думаю я, теперь я знаю, что у нее неприятности на работе и дома не все так гладко, как хотелось бы. Но это и все, что мне известно, а она, похоже, не расположена рассказывать больше.

Так и продвигается наша первая беседа — короткими неуверенными шажками, чередующимися с продолжительными и томительными паузами, изредка прерываемыми шелестом переворачиваемых глянцевых страниц журнала с изображениями домов и садов стоимостью восемьсот тысяч долларов и эксклюзивными советами по уходу за ними, которые, как мне кажется, без остатка вобрали в себя все внимание Меган. Когда она отвечает на мои редкие вопросы, то делает это коротко и точно — как будто подстригает острыми садовыми ножницами живую ограду на разглядываемом снимке. К концу «беседы» я чувствую острое искушение язвительно сказать: «Прошу прощения, что вынужден отвлечь вас от чтения своим вопросом», но, конечно, не делаю этого.

Следующая наша встреча не многим отличается от первой. В какой-то момент, не расслышав скомканных слов ее стремительно брошенной в меня фразы, я прошу повторить ее и в ответ получаю: «Я никогда ничего не делаю дважды!»