Сексуальная жизнь Иммануила Канта. Милый Кёнигсберг - [7]

.

У этой теории есть то преимущество, что она может обосновать моральное долженствование даже без веры в Бога. Она объединяет в одном и том же стремлении верующего и агностика. Чтобы чествовать добродетель нет нужды ни в какой теологии. Кантианская мораль дает возможность основать систему, которая столь же могущественна, что и религиозная крепость, но не обладает недостатками клерикализма. Она устанавливает универсальные принципы. На этом основании Кант и почитается у меня дома во Франции, как в Университете, так и в Республике. Его мораль обращается к человеку как таковому, и нам это нравится.

А что же женщины?

Это не шутка. Как быть с разнообразием людей? Канта интересует человечество во всем его многообразии, со всеми его подразделениями: мужчины и женщины, душевно здоровые и душевно больные, дикие и цивилизованные.

Возьмем, к примеру, последнее из названых подразделений. Кант знает дикарей. Точнее говоря, он слышал о них. Его лекции по географии, представляющие собой компиляции сведений, которые он черпал из газет и отчетов о путешествиях, — полны поразительных замечаний. Вот лишь некоторые отрывочные выписки, которые я выборочно сделал с его страниц: «Одна нация в Америке вдавливает своим детям голову до плеч, так что кажется, будто они не имеют шеи.[…] Их [готтентотов из мыса Доброй надежды] грубость превосходит всё. Запах этих людей доносится уже издалека. Своих новорожденных детей они сами обильно мажут коровьим навозом и так укладывают их на солнце. […] Родители [у эскимосов], когда они становятся старыми, устраивают званый обед и велят своим детям себя задушить, однако же никогда не умирают от своих собственных рук». Итак, даже в этих широтах стоит доносить голос долга!

Что касается подразделения на душевно здоровых и душевно больных, то тут он припас кое-какой сюрприз, ибо позже мы увидим, что себя самого Кант вообще-то причисляет не к первой, а, скорее, к последней категории, как ипохондрика и меланхолика.

И, наконец, подразделение мужчина/женщина. У нас перед глазами словно проходит хромающее человечество. По дороге цивилизации и культуры оба пола маршируют не в ногу. Чтобы убедиться в этом, нужно оставить в стороне три строгие «Критики», и обратиться к менее значительным и менее авторитетным работам, взять, к примеру, «Антропологию с прагматической точки зрения» или «Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного», не забывая про «Замечания» к «Наблюдениям». Тут мы читаем о женщинах следующее:

«Женщине, у которой, как у г-жи Дасье, голова полна греческой премудрости или которая подобно маркизе Шатле ведет ученый спор о механике, не хватает для этого только бороды».

«Я не думаю, чтобы прекрасный пол руководствовался принципами».

«Некоторые женщины злоупотребляют тем правом, который предоставляет им принадлежность к женскому полу, — быть невежественным.»

«Мужчину легко узнать, женщина же не выдает своих тайн, хотя чужие тайны (ввиду ее словоохотливости) она хранит плохо».

«Смех есть нечто мужское, а плач нечто женское»[19].

И так далее. (Неоднозначная эмоциональная реакция у слушателей)

Я думаю, что у некоторых из Вас эти цитаты могли вызвать замешательство. Но я прошу Вас не слишком торопиться и не выносить пока своих суждений. Чтобы разобраться во всем этом, следует, прежде всего, включить Канта в философскую традицию.

* * *

Для меня кантианство — это скорее способ жизни, нежели учение. В большей степени совокупность жестов и поступков, нежели собрание текстов или система понятий.

Мыслить — значит вести жизнь мыслителя. Есть слово, в котором это определение находит свое выражение. — Аскеза в античном смысле этого слова — означает не умерщвление плоти, а упражнения, практику и правила жизни.

Жить без женщины — это аскеза. Ровно как и жить с женщиной.

Что касается правил жизни, то под них подпадает также вопрос совместного обучения. Стоит ли в философскую школу допускать женщин? В каком качестве? В качестве жен, подруг или возлюбленных? В античности ответы на этот вопрос давались разные, в зависимости от оттенка той или иной философии.

Римский стоик Музиний написал сочинение под заглавием «Почему философу стоит жениться?», в котором он объясняет, что жить согласно природе и разуму — значит жить в супружеской паре.[20] Мудрецу больше чем кому-либо другому надлежит следовать долгу супружества. А в пятом столетии грек по имени Гиерокл заявлял, что люди — это «парно живущие животные» и что брак «для нас, если ему не препятствуют какие-либо обстоятельства, является императивом».

Но следует согласиться, что эта традиция гамофилии[21] в греческой и древнеримской философии представляет собой меньшинство. Эпикурейцы и киники были против брака. Среди платоников постоянно повторяли один и тот же анекдот про бранчливую мегеру Ксантиппу, которая была женой Сократа. Первые христианские философы также весьма скептично относились к тому, что они называли «ярмом брака». Святой Павел опасался, что стремления плоти могут отвлекать супругов от молитвы… Эпиктет приводит в своих «Беседах» устрашающий список супружеских обязанностей: кипятить воду, провожать детей в школу (нельзя было позволять им идти одним, ведь вокруг было столько педерастов), оказывать услуги тестю, покупать своей жене шерсть и масло, предлагать ей кров и питье. Горшки и выводок детей! Попробуй тут пофилософствовать! О сексуальных обязанностях уж вообще промолчим… Ибо жене принадлежит тело супруга, а не наоборот. А женское желание — это закон.