Секс и эволюция человеческой природы - [120]

.

Однако ничто не «инстинктивно» настолько, как способность учить языки. И ей абсолютно невозможно научиться. Она — в нашей прошивке. Она — страшно подумать — генетически запрограммирована. И, однако, ничто так не пластично, как словарь и синтаксис. Способность осваивать языки, как и большинство других функций человеческого мозга — это инстинкт способности научиться.

Я все пытаюсь доказать, что люди — это всего лишь животные, обладающие инстинктами, обучаемыми немного лучше, чем инстинкты других животных. Кому-то, возможно, покажется, что я готов оправдать любое инстинктивное поведение: мол, когда мужчина убивает другого или пытается изнасиловать женщину, он всего лишь следует своей природе. Какое бесчувственное и аморальное утверждение! Давайте строить мораль на более «человечных» особенностях нашей психической природы. Многовековые дебаты между последователями Руссо и Гоббса — является ли современный человек испорченным благородным дикарем[95] или цивилизованным зверем — не затронули самого главного. С одной стороны, факты говорят в пользу последнего. Мы — лишь звери, ведомые инстинктами. И некоторые из них отвратительны. Иные — гораздо «моральнее» других. А ярко выраженная человеческая склонность к проявлениям альтруизма и щедрости — клей, на котором держится общество — для нас настолько же природна, как и любое проявление эгоизма. Однако наши эгоистичные инстинкты — это объективная реальность, с которой мы вынуждены иметь дело. Мужчины инстинктивно гораздо более предрасположены к убийствам и беспорядочным половым связям, чем женщины. Но на самом деле из правоты Гоббса ничего не следует, ибо инстинкты работают параллельно с обучением. Ни один из них не является неизбежным и неодолимым. Мораль никогда не поощряет природу, никогда не предполагает, что люди — это ангелы во плоти или что соблюдение ее требований дается им легко и естественно. «Не убий» — это не смиренное напоминание, а жесткое указание мужчинам наступить на горло собственным инстинктам под страхом сурового наказания.

Воспитание — не противоположность природы

Итак, у нас есть инстинкт к обучению — эта идея Уильяма Джеймса одним ударом сводит на нет все дуализмы, отравлявшие исследования человеческого разума еще со времен Рене Декарта: противопоставление обучения инстинкту, природы — воспитанию, генов — влиянию окружающей среды, человеческой природы — культуре, врожденного — приобретенному и т. п. Если мозг состоит из сложных и специфичных эволюционно возникших механизмов — при этом, гибких в получаемом наполнении, — то гибкость нашего поведения не может указывать на его исключительно культурную обусловленность. Способность людей использовать язык заложена «генетически» — в том смысле, что в генах записано: «собирая» человеческое тело, необходимо укомплектовать его сложным «устройством для освоения языка». Но она обусловлена и «культурно» — словарь и синтаксис языка произвольны и являются предметом обучения. Способность выучить язык проявляется в нашем развитии в строго определенный момент: «устройство для его освоения» созревает уже после рождения — согласно генетической программе. «В пищу» ему идут элементы культурной среды — любые примеры звучащей вокруг, живой речи. То, что говорить мы начинаем только после рождения, не значит, что приобретение нами языка обусловлено лишь культурно. Зубы у нас тоже появляются только после рождения.

«Говорить о существовании гена агрессии не более правомочно, чем о гене зубов мудрости», — писал Стивен Джей Гулд, подразумевая, что поведение обусловлено культурными, а не «биологическими» факторами^{463}. (Говоря о «гене агрессии», он подразумевает: что если бы таковой существовал, то различие между агрессивностью личности А и личности В было бы связано с их различиями в «гене агрессии» X.) Гулд, конечно, прав в отношении агрессии. А вот его утверждение по поводу зубов мудрости ошибочно. Они не являются продуктами культуры, а определяются генетически — не смотря на то, что появляются у людей уже во взрослом возрасте и что нет одного-единственного гена, который говорил бы: «А ну-ка, зубы мудрости, растите!» Но у господина А они могут оказаться больше, чем у господина В — благодаря различиям как во внешних условиях (питание, уход за зубами), так и генетическим (влияющим на формирование лица, усвоение телом кальция, порядок появления зубов). То же самое относится и к агрессии.

В какой-то момент нам прививают мысль о том, что врожденная природа (гены) и воспитание (условия окружающей среды) являются антагонистами, и поведение человека определяется либо тем, либо другим. Если мы решаем, что наше поведение зависит от окружающей среды и воспитания, то принимаем идею о личности как об изначально чистом листе, только и ждущем, что же напишет на нем культура — и, следовательно, о том, что люди рождаются равными, а их природу можно улучшать. Если же решаем, что личность определяют гены, то должны принять и непреодолимые генетические различия между расами и индивидами. Мы должны стать либо культурократами, либо фаталистами. В такой вилке кому не захочется всем сердцем поверить, что ошибаются именно генетики?