Мерказад — небольшой эмират, входящий в Аль-Омар, государство на Аравийском полуострове. Там родилась и выросла ее мама. Джамиля тоже выросла там, хотя родилась в Париже. Ее отец-француз работал советником у отца Салмана.
Джамиля улыбнулась, подняла вверх огромные пакеты и сказала:
— Я готовлю ужин.
Консьерж тоже улыбнулся ей, но была в его улыбке какая-то неловкость. Джамиля поднималась в лифте, и ей было не по себе. Когда лифт бесшумно остановился и двери открылись, напряжение стало еще сильнее.
Дверь Салмана была слегка приоткрыта. Стоило Джамиле открыть ее пошире, как она услышала глубокий женский смех. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы в полной мере осознать то, что она видит перед собой. Салман стоял, наклонившись, чтобы поцеловать очень красивую рыжеволосую женщину, которая обвилась вокруг него, словно лиана. Джамиля вдруг почувствовала себя такой нелепой в своих джинсах и футболке.
Руки Салмана были на талии девушки, он притянул ее к себе, и их губы встретились. Все было так же, как с Джамилей. Наверное, они услышали какой-то звук — только потом Джамиля поняла, что в тот момент пакеты выскользнули у нее из рук.
Салман оглянулся. Однако его руки все еще оставались на талии девушки, которая теперь тоже смотрела на нее красивыми зелеными глазами, в которых полыхало недовольство тем, что им помешали.
Джамиля онемела от шока и миллиона мыслей, которые пронеслись в ее голове, и просто стояла там и смотрела, как Салман быстро сказал что-то женщине и та с недовольным видом взяла сумку и пальто. Она прошла мимо Джамили, оставив позади себя облако сильных духов, и сказала хрипло по-французски:
— Увидимся позже, дорогой.
Позади Джамили захлопнулась дверь, и это вернуло ее к реальности.
Салман стоял перед ней в темном костюме, накрахмаленной рубашке и галстуке. Впервые она видела его одетым официально, и это делало его еще более чужим. Она уже чувствовала дрожь в ногах и не могла говорить, но расслышала короткую реплику Салмана:
— Я не ждал тебя сегодня вечером. Мы не договаривались.
Но они не договаривались и о том, что всего лишь за три недели он полностью перевернет ее жизнь!
Потрясенное сознание девушки пыталось узнать в этом холодном незнакомце того мужчину, который занимался с ней любовью меньше чем двенадцать часов назад. Того, который шептал ей на ухо ласковые слова, проникая так глубоко в нее, что она выгибалась, тяжело дыша, а ее ногти впивались в его спину и ягодицы.
Она заставила себя прогнать эти мысли. Ей хотелось плакать.
— Я хотела сделать тебе сюрприз. Хотела приготовить ужин…
Джамиля посмотрела вниз — разбившиеся яйца растеклись по паркету. Бутылка вина, которая, к счастью, не разбилась, валялась на боку. Она снова услышала голос Салмана:
— Джамиля, ты не можешь приходить сюда, когда тебе вздумается.
И в этот момент в ней проснулся инстинкт самосохранения — она и не знала, что он у нее есть. Ее мир рассыпался на мелкие кусочки, но она гордо подняла подбородок и сказала:
— Я бы, конечно, не пришла, если бы знала, что ты… занят. — А затем спросила — она не могла этого не спросить, хотя ей было очень больно: — Ты встречался с ней все это время, пока встречался со мной?
— Нет. — Он отрицательно покачал головой.
— Однако ясно, что ты встречаешься с ней теперь, — еле слышно сказала Джамиля. — Наверное, тебе надоело. По-видимому, три недели — слишком много для тебя.
Она знала, что в ее голосе слышится боль. Она не могла скрыть ее даже ценой собственной жизни. Единственное, о чем она могла думать сейчас, — это о том, как на рассвете открыла этому человеку свою душу и свое сердце. Запинаясь, она сказала ему, что любит его, что всегда любила его.
Тогда он улыбнулся и ответил:
— Это смешно. Ты почти не знаешь меня.
При этих словах Джамиля буквально прокричала:
— Я знаю тебя всю жизнь, Салман! И я знаю, что люблю тебя.
Именно тогда он испугался. Теперь ей это было ясно.
— Чего ты хочешь, Джамиля? — продолжал Салман очень мягко.
— Ничего. — Она взяла себя в руки. — С моей стороны было бы глупо чего-то хотеть. Я для тебя пройденный этап. Ты хотя бы собирался сообщить мне об этом?
— Что сообщить? — Салман поджал губы. — Мы весело провели время. Через неделю ты уезжаешь в Мерказад. А я, конечно, в монастырь не собираюсь.
Джамиля содрогнулась. Этот мужчина стал ее первым любовником — говорить о том, что произошло между ними, «весело провели время» значит превратить все в фарс.
— Ты возвращаешься в Мерказад, ведь так? — Салман выругался сквозь зубы — такие ругательства Джамиля слышала только среди мужчин на арабских рынках, — а потом сказал грубо: — Ты ведь не ожидала ничего особенного?
По-видимому, ее лицо выдало ее, хотя она изо всех сил пыталась ничего не показать ему, потому что затем он произнес с отрезвляющей холодностью:
— Я никогда ничего тебе не обещал. Я ни разу не дал тебе повод ожидать чего-то большего, ведь так?
Она покачала головой. Нет, никогда он не давал ей никакого повода чего-то ждать. Она играла с огнем и обожглась, потому что ее противником в этой игре был настоящий мастер. Каждый день был волшебным, незабываемым, но это была только игра.
