Секреты, которые мы храним. Три женщины, изменившие судьбу «Доктора Живаго» - [18]

– «По работе не успеваю»? – заметила Линда, когда мы вышли на улицу. – И это-то в первый рабочий день?

– Слушай, а ты когда-нибудь встречалась с Фрэнком? – спросила Гейл.

– Черт, я и по сей день никогда не встречалась с Фрэнком, – сказала Норма.

Нас охватила черная зависть, и мы хотели узнать, кто такая эта новенькая. Мы хотели знать все про эту русскую.

Ирина быстро освоила работу. Прошло несколько недель, и она ни разу не попросила о помощи. И слава богу, потому что у каждой из нас и своей работы было достаточно. В ноябре атмосфера в отделе СР накалилась после неудачного восстания в Венгрии, а также из-за того, какую роль Агентство играло в подготовке этого восстания против советского строя. Агентство вело успешную антисоветскую пропаганду, и венгры вышли на улицы, чтобы бороться с советскими оккупантами, потому что надеялись на помощь Запада. Но Запад им не помог. Революция провалилась за двенадцать дней. В Times писали о том, сколько венгров погибло. Число жертв, по сообщениям СМИ, оказалось высоким, но согласно данным Агентства их было больше. Агентура считала, что мы все делаем правильно, и эту операцию готовили наши лучшие люди. Почему операция провалилась? Почему Агентство совершило ошибку? Главный шпион Аллен Даллес, которого видели только некоторые из нас, кто имел допуск для работы стенографом на самых важных встречах руководства, требовал ответа, и агенты хотели его найти.

Нас просили работать во время встреч, происходивших после окончания официального рабочего дня. Если встречи заканчивалась после того, как переставал ходить общественный транспорт, нам оплачивали такси. Приближался День благодарения, и мы волновались из-за того, что нас могут заставить работать в праздники. К счастью, этого не произошло.

Те, чьи семьи жили далеко и к кому нужно было лететь на самолете, на День благодарения обычно не уезжали, потому что экономили деньги для поездки к родным на Рождество. Оставшиеся в Вашингтоне собирались у машинистки, у которой была самая большая квартира, или у той, чья соседка по комнате уехала из города. Каждая из нас приносила стул и какое-нибудь приготовленное блюдо, и, хотя мы старались заранее планировать, кто что принесет, у нас всегда было по крайней мере четыре пирога с тыквой и запас индейки на целую неделю.

Уезжали домой те машинистки, родители которых жили там, куда можно добраться на автобусе или поезде.

Наши родители, братья и сестры встречали нас с большим почетом, ведь мы приезжали из Вашингтона, в котором сидело правительство, о деятельности которого каждый вечер сообщали в новостях. Мы сознательно темнили по поводу наших непосредственных рабочих обязанностей, чтобы члены наших семей думали, что мы живем гораздо более захватывающей жизнью, чем это было на самом деле. Мы как бы невзначай упоминали имена Нельсона Рокфеллера, Адлая Стивенсона, а также безумно красивого сенатора от штата Массачусетс Джона Кеннеди и утверждали, что встречались с ними и другими влиятельными людьми на вечеринках и социальных мероприятиях, хотя на самом деле максимум могли знать человека, который знал другого человека, видевшего одного из этих людей.

Для тех, кто уезжал на праздник к родственникам, важным социальным мероприятием была встреча с бывшими одноклассниками. Обычно такая встреча происходила в каком-нибудь баре вечером накануне Дня благодарения. В этот вечер мы одевались в лучшую одежду, надевали туфли с самыми высокими каблуками, были при полном макияже и следили за тем, чтобы губная помада не оставалась на зубах. Забыв о своих обручальных кольцах, популярные мальчики, которые игнорировали нас в старших классах, говорили, как рады видеть нас, и советовали приезжать домой почаще. В Вашингтоне мы были всего лишь офисным планктоном, а в родном городе все считали, что наша жизнь удалась.

Сказав бывшим одноклассникам «Увидимся в следующем году», мы возвращались с вечеринки слегка навеселе и заставали дома спящим на диване одного из родителей, которые хотели дождаться нашего возвращения. На следующий день мы готовили индейку, ели индейку, потом спали, после чего снова ели индейку и ложились спать. «Приятно было побывать дома», – говорили мы нашим дядям, тетям, двоюродным братьям и сестрам. И через пару дней с бутербродом с индейкой в сумке мы уже сидели в поезде или автобусе, движущемся в сторону Вашингтона.

В тот День благодарения мы успели позабыть об Ирине и, вернувшись в офис, с удивлением обнаружили ее за столом, за которым раньше сидела Табита. Мы вежливо поинтересовались, как она провела праздники, на что Ирина ответила, что они с матерью не праздновали День благодарения, но она купила замороженное блюдо с индейкой бренда Swanson Hungry-Man, и им оно очень понравилось.

– Пока я ходила налить себе второй бокал вина, моя мама съела половину моего картофельного пюре и зеленого горошка, – сказала Ирина. Мы не знали, что она живет вместе с матерью, но не успели ничего спросить, как в комнату вошел Андерсон с кипами бумаги в руках.

– В этом году Рождество наступило раньше, девочки, – произнес он.

Мы издали дружный стон. Мы ужасно завидовали машинисткам, работавшим на Капитолийском холме, которые уходили на каникулы, когда конгрессмены не заседали. Нам не повезло: Агентство никогда не спало.