Секретный террор Сталина. Исповедь резидента - [28]

Вечером мы расположились отдыхать на ковре, расстеленном прямо на земле у придорожной чайханы. После жирного пилава мы пили последний перед сном чай.

– А хороший ты человек, Абдурахман-бай, и я бы очень хотел, чтобы ты разбогател и стал большим купцом. Тогда бы мы вместе торговали, – начал я разговор.

– Да, было бы неплохо, – ответил он.

– Вот ты сегодня говорил, что Энвер у Деннау. А не опасно ли нам ехать туда с товаром? – сказал я, наводя его на разговор об Энвере.

– С письмом к Джума-баю нам бояться нечего. Он сам большой басмач. Все продукты басмачам доставляет он. А может быть, к нашему приезду русские поймают Энвера, и все будет кончено, – закончил он.

– А знаешь, я бы хотел, чтобы ты помог русским поймать его. Тогда бы ты получил большие деньги.

– Я бы тоже хотел. Сто миллионов большие деньги. Но как? Я даже русского языка не знаю, – сказал он.

– Если хочешь, пойдем вместе в Деннау к русскому коменданту, – вмешался в разговор Осипов, – он мой хороший знакомый. Ты ему расскажешь, а я буду переводить. Он тебе, наверно, сразу даст денег.

– Хай! – сказал Абдурахман. – Пойдем с тобой вместе. Только не забудь, Алексан-бай.

Словом, по дороге в Деннау мы окончательно завербовали Абдурахмана. Он оказывал нам ценные услуги, познакомив с местными жителями, рекомендуя нас как мирных купцов и собирая полезные сведения.

Гарнизон Деннау состоял из роты пехоты и эскадрона кавалерии с пулеметами. Жизнь в городе замирала с наступлением сумерек. Чувствовалось, что фронт недалеко.

Мы с Осиповым решили сразу же связаться с начальником гарнизона. Тем временем Абдурахман выяснил, где расположен штаб Энвер-паши. Во дворе у ворот, где размещался гарнизон, было привязано несколько оседланных лошадей. В глубине двора маленькое здание. На двери на листе бумаги старательно карандашом выведено: «Начгар Деннау».

Вошли. За простым кухонным столом, накрытым серым солдатским сукном, сидит военный. Об этом можно догадаться по брюкам-галифе, сапогам и шпорам. До пояса же он раздет, так как стоит сильная жара.

– Вы товарищ начальник гарнизона? – спросил я.

– Да, а в чем дело, граждане? – ответил он, глядя на нас вопросительно.

– Я – уполномоченный Реввоенсовета Туркфронта, – представился я и, достав из кармана ножик, начал распарывать подкладку моего пиджака. Достав из-за подкладки мандат, напечатанный на куске шелкового полотна, подал ему.

«Предъявитель сего тов. Агабеков назначен для активной борьбы с контрреволюционными повстанцами. Всем военным и гражданским учреждениям и лицам надлежит оказать тов. Агабекову всемерное содействие по выполнению возложенной на тов. Агабекова задачи. Член Реввоенсовета Туркфронта Воронин. Начразведупра Ипполитов», – было в мандате.

– А это мой товарищ по связи, товарищ Осипов, – представил я.

– Садитесь, товарищи, – засуетился начгар, предлагая нам стул, на котором сидел.

– Итак, сегодня ночью мы выезжаем к басмачам в штаб Энвер-паши. Установите тесную связь со штабом дивизии и ждите от нас известий, – закончил я беседу с начгаром, и мы вышли.

У нас все готово. Мы получили письмо от Джума-бая, где он рекомендует нас как мирных купцов, и Абдурахман, сияющий, получив от начгара десять миллионов, собирает все вещи в мешки. Ночью мы выехали в кишлаки к басмачам.

Уже вторую ночь мы проводим среди басмачей. Большая часть товаров распродана. Мы уже подружились со многими басмачами и считаемся своими людьми среди них. Вечером мы сидели у чайханы среди басмачей. Настроение у них подавленное. Никуда нельзя носу показать, повсюду Красная Армия.

– Вот подождите немного, – говорит один свирепого вида, со шрамом на щеке басмач, – паша послал послов во все страны мира. Скоро к нам на помощь придут афганцы, а потом и англичане. Тогда уж мы прогоним русских.

– Ждать долго придется, – говорит другой, работающий на кухне у Энвера, – я вчера во время обеда слышал, как паша сказал, что придется здесь прожить не меньше трех недель.

– А хорошо бы сейчас сделать налет на какую-нибудь станцию. Я обязательно захвачу себе русскую жену, – говорит третий, лет сорока басмач с большим хищным носом на худощавом лице.

– Ты лучше гляди, что делает твоя теперешняя жена, – перебивает его другой. Все смеются. Люди оживляются. Разговор завязывается, и каждый вспоминает о замечательных случаях своей жизни.

Я лежал с Осиповым. Мы слушали разговор басмачей.

– Шура, завтра с утра тебе придется выехать вместе с Абдурахманом в Деннау, и пусть немедленно наши окружат кишлак. Слышал, что они намерены здесь жить три недели? – сказал я на ухо Осипову.

– Ладно, а как же ты? – спросил Осипов.

– А я буду здесь ждать результатов.

– Укокошат они тебя одного, – после короткого молчания сказал Осипов. – Давай лучше уйдем вместе.

– Брось дурака валять, – оборвал я его, – делай, что говорят. Ты поедешь под предлогом привезти новую партию товара.

– Ладно, – ответил Осипов и, повернувшись на другой бок, закурил папироску.

Уже четыре дня я один среди басмачей. Товары все распроданы. Мне абсолютно нечего делать. Я почти все свое время проводил в чайхане. Только изредка выходил посмотреть, нет ли чего нового у небольшого глиняного домика, где помещался Энвер-паша. Однажды я его увидел. Он прогуливался в компании одного из своих офицеров. Среднего роста, красивое лицо, приподнятые кверху усы, аккуратно выбритый. Он носил все еще форму турецкого офицера. Только на голове вместо фуражки красовалась белая чалма. Задумчивое выражение лица. Видно, о чем-то думал.