Секретный агент S-25, или Обреченная любовь - [9]

Полы были застланы коврами разных размеров и расцветок.

Вдоль стен выстроился в ожидании государя батальон собственного его величества Сводного пехотного полка, для которого и были припасены подарки. Напротив елки поставили мягкие стулья и диван с низкой спинкой, все явно из дворцового гарнитура.

Немного левее, против елки, на таких же стульях сели восемь балалаечников, а впереди всех — с мандолиной — известный виртуоз унтер-офицер Ткачев.

За стульями — песенники. За ними встали нижние чины железнодорожного батальона и чины дворцовой полиции. Все были в парадной форме, с тем особо торжественным и напряженным выражением лица, которое бывает лишь на праздничных собраниях.

На особых местах, рядом с небольшой эстрадой, воздвигнутых из оструганных досок, разместились офицеры и несколько гостей, знаменитых артистов. И тут же на стульях, возле Анны Вырубовой, сидели облаченные в траурные платья дочери Распутина — Варя и Мария.

Соколов всем поклонился и опустил могучее тело в кресло.

* * *

И вот на обе створки распахнулись двери.

Медленным, торжественным шагом вошли государь с наследником, с четырьмя дочерьми и супругой. Рядом шли великая княгиня Ольга Александровна, сестра царя, а также великий князь Михаил Александрович. Все поднялись. Августейшая семья прошла к креслам.

Государь был в белой форме лейб-гвардейского 4-го стрелкового батальона. Ясным, чистым голосом он произнес:

— Всех поздравляю с Рождеством Христовым. Желаю радостей душевных, а людям военным — отличной службы.

По залу прокатилось могучее троекратное:

— Ура! Ура! Ура-а!

Ткачев взмахнул рукой, музыканты заиграли и стройно запели «Боже, царя храни».

Национальный гимн с воодушевлением подхватили песенники, а также батальон в составе двух рот.

Пели стоя, с воодушевлением: и государь, и наследник — этот особенно старался. Даже генерал Комаров залихватски крутанул вверх усы и начал старательно подтягивать неожиданно высоким голосом.

Соколов, напротив, норовил сдерживать свой густой баритон, старался не выделяться. В своем кругу за мощность звука гения сыска с доброй улыбкой называли «Федором Шаляпиным», но сам граф о своих певческих талантах был самого скромного мнения и не желал вносить диссонанс в общую стройную ноту.

Концерт никто не вел. Конферанс, как таковой, совсем недавно появился на эстраде в лице ядовито-остроумного петербуржца Алексея Алексеева и Никиты Валиева из московской «Летучей мыши», но в царский дворец конферансье дороги еще не нашли.

Так что на помост без объявления поднялась женщина в крестьянском костюме и с самым простонародным скуластым, округлым лицом. Присутствующие восторженно задышали:

— Вот она, Надежда Плевицкая!

Знаменитая певица еще не успела полностью избавиться от потрясения, которое она испытала в дни пребывания на фронте: кровь, трупы, страдания вызвали у нее нервную болезнь.

Плевицкая спела что-то из народного репертуара — «Иванушка», «За морем синичка» и другие. В заключение исполнила романс «Умер бедняга в больнице». Рядовые чины, не имея привычки, неловко хлопали в ладоши.

Затем на помост легко выбежала другая знаменитость — мужчина-красавец с копной темно-каштановых волос, с крупными чертами лица на выразительном лице — любимец публики и особенно дам, артист киевского Театра оперетты Михаил Вавич. Под гром аплодисментов он бархатным баритоном спел романс «Время изменится», а на бис — «Очи черные».

Вновь наступила очередь хора. Красиво выводили любимую государем, трогательную своей наивностью солдатскую песенку «Любезный друг, уведомляю». Когда дошли до слов:

Признаться, скучно быть зарытым

Далеко от родной земли!

Умри я лома — нал убитым

Друзья поплакать бы могли.

Прощай, не плачь,

Я умираю, тебя мне больше не видать!

В полку, куда я поступаю,

Нельзя уж отпуска достать, —

на глазах государя заблестели слезы, и он полез за платком.

Соколов подумал: «Какое чувствительное сердце у царя! А праздник, однако, почему-то грустный. И небывалое дело — даже хористы все трезвы. Двор поражен убийством Распутина. А Григорий в случае своей смерти предрек августейшей семье погибель…»

Будильник

Но вот подошла минута, которую всякий раз с удовольствием ждут участники дворцового праздника, особенно солдатушки, — началась раздача подарков.

Конвойные подходили к ящичку, доставали фант, на котором был написан номер. Фант переходил к генералу Комарову. Тот громко, словно при игре в лото, выкликал номер. Великий князь Михаил Александрович и великая княгиня Татьяна Николаевна снимали с полки коробку и передавали гостю.

Государь ласково улыбнулся:

— Аполлинарий Николаевич, не побрезгуйте царским подношением. Пожалуйста, вытащите из ящичка номер. Какой у вас? Тринадцатый!

Наследник Алексей Николаевич, давно обожавший Соколова, сорвался с кресла. Он опередил сестру, сам снял с полки коробку, на которой было написано «№ 13». Протянул гению сыска:

— С Рождеством Христовым, Аполлинарий Николаевич!

Соколов заговорщицки шепнул:

— Откроем вместе!

Наследник и сыщик отошли в сторону, встали у елки.

— Ваше высочество, открывайте!

Алексей Николаевич воскликнул:

— Вам, Аполлинарий Николаевич, повезло! Смотрите, будильник. Ой, какой замечательный! Давайте закрутим пружину, пусть позвенит! А это что? Шоколад фигурный фабрики Эйнема. Вкусный, наверное?