Секретный агент S-25, или Обреченная любовь - [19]

Вера Аркадьевна вздохнула:

— Милый, как ты красиво говоришь! Для меня главное — отчаянная смелость и громадная сила, благодаря которым ты спас меня во время погрома.

— Да и ты не оплошала, стрельбу по нападавшим открыла, как воробья, какого-то мазурика подстрелила. Ну, как ты без меня жила?

— Чем возлюбленные меньше знают о девичьих проказах, тем спокойней для них самих. Помнишь, дружок, в Экклезиасте: «Многие знания умножают печали». Это как раз о женских шалостях, которые почему-то огорчают тех, кому позволяем владеть собой. Согласись, ведь это глупо! Сейчас, мой сладкий дружок, я с тобой, и я счастлива. — Она ладошками несколько раз с нежностью провела по его лицу. — Мой миленький, единственно любимый! Скажи, ты хочешь, чтобы я умерла ради тебя?

— Дурашка, ты должна жить очень долго — сто лет, чтобы всем рассказать о том, какие люди были в России, как они ценили дружбу и больше самой жизни любили великую, счастливую Россию…

— Россию, если послушать, любят все. Ты для начала полюби меня. И прикажи, чтобы ужин в номер принесли. Помнишь, как мы гуляли в «Яре»? Цыганка Стеша пела:

Хочешь — любишь, хочешь — нет,

Ни копейки денег нет.

— Мой голод больше твоего. Ведь мы, Вера, не виделись полтора года. Иди сюда…

Ужин по-русски

Спустя часа полтора Соколов нажал звонок. Тут же вбежал коридорный, шустрый мужичок из ярославских:

— Чего прикажете, ваше превосходительство?

— Пришли ресторанного лакея, хочу ужин в номер.

Пузом вперед в люкс вкатился метрдотель. За ним длинноногий официант держал на пальцах поднос. Метрдотель пророкотал:

— Ваше превосходительство! Позвольте нашему хозяину выразить вам полное почтение и сердечное разгонное подношение — графин смирновской перцовочки под черную икорку с горячим калачиком-с! А что касательно стола, ваше превосходительство, чем изволите себя побаловать-с? Ежели иметь в виду мою компетенцию, то настоятельно рекомендую-с грибки соленые разнообразные — вещь исключительная под водочку! С ними осмелюсь сравнить только угорь копченый, на куски разделанный. Наисвежайший, подлец, и жирный, как теща губернатора! Из самого необходимого рекомендую: сельдь залом — извольте знать, толщиной с человеческую ногу в нешироком месте, редьку кружками поструганную, семгу малосольную, дичь с овощами под соусом, язык говяжий заливной…

— Неси, любезный, все, что назвал. Да, из горячих закусок не забудь крабы в раковом соусе на сливках!

— Непременно, ваше сиятельство! Доставим-с осетрину по-царски в винном соусе под семужной икрой-с, фондю из куриных потрошков, спаржу и прочее. А какое ваше расположение насчет супа черепахового?

— Не надо. Желаем солянку рыбную, по-суворовски…

— То бишь классическую? Будет-с, собственной персоной в лучшем виде-с… На горячее второе удовлетворение вам составит севрюга запеченная?

— Пусть! Только присовокупи деваляй из дичи под белым соусом, финляндскую форель натурель, полдюжины маленьких цыплят, артишоки в горшочке…

Перечень блюд был обширным. Желаю и моим читателям так иногда гулять-с.

* * *

Не прошло и получаса, как большой стол в гостиной был заставлен бутылками, тарелками, серебряными приборами. Ароматно пахло осетриной и раками. Выпили по первой — за государя-батюшку. Вторую — за Русь великую и победу над супостатами.

Соколов сказал лакеям, статуями стоявшим вдоль стен:

— Оставьте нас и без вызова не входите!

Знаменитый гость

Едва остались вдвоем, как вдруг в дверь громко постучали. Вера Аркадьевна вся сжалась:

— Уже за мной? Арестовывать?

На пороге показался высокого роста, несколько сутулый, рыжеватый господин лет пятидесяти. На господине был дорогой костюм, и он внимательно рассматривал уклончивыми зелеными глазами обильную трапезу.

Соколов широко улыбнулся, пошел навстречу:

— Какой приятный сюрприз! Сам «властитель дум» Алексей Максимович…

Глухо откашлявшись, Горький проокал:

— Понимаете, под вашими дверями ресторанные официанты дежурят. От них узнаю: ожидают распоряжений графа Соколова. А я остановился в соседнем номере. Соображаю: надо посетить старого знакомца. Ну, граф, здравствуйте! — И он большими, мягкими руками долго жал кисть Соколова. — Позвольте вас облобызать. Ведь вы, граф, чудное явление русской жизни, полная противоположность ее сытой глупости. А с вами, граф, поди, уже с год не виделись?

— Почти два.

Горький покачал головой.

— Вот оно, время стремительное, словно песок золотой промеж пальцев утекающий! — Вздохнул. — Однако это не время, это сама жизнь бежит — на следующий год мне уже пятьдесят, подумать страшно. Да, припоминаю: во время последней встречи мы стали свидетелями безобразий Григория Распутина. — Горький уставился на Веру Аркадьевну. — Понимаете, он в московском «Яре» устроил похороны русалки: голую девушку в гроб положил и шампанским поливал. Это придумать надо! Очень весело гулял старец, конец свой предчувствовал. Простите, сударыня, мои фривольные воспоминания. Позвольте, сударыня, поцеловать вашу руку. Доложу вам, у графа очень хороший вкус… Он хоть и сыщик, но в женской красоте толк понимает! Впрочем, припоминаю, мы уже встречались, ваше красивое лицо мне знакомо.