Секретные поручения 2. Том 1 - [9]
И, наконец, третье окно. Пятый этаж. Знакомые гардины, похожие на морозный узор, розоватые обои, тяжелый абажур в стиле «кабинет Антон Палыча». Там тоже ждут.
Это его окно, Дениса. Оно будет гореть до тех самых пор, пока он не вернется домой. В два часа, в четыре – без разницы. Мать встанет, захлопнет книгу («Гуманоиды: затерянная раса?») и, не взглянув на него, пройдет в свою спальню. На плите в кухне останется сковорода с теплыми котлетами, которые парились на малом огне все это время, попыхивающий в изнеможении чайник.
«А если не вернется?» – подумал Денис, прикуривая новую сигарету. Снимет, к примеру, номер в гостинице «Кавказ», благо в октябре она практически пустует. Закажет бутылочку белой, зашторит окна и выпьет, чтоб никто не видел. И вырубится. И никто его видеть не будет. Вот так.
Язык будто сам собой выскочил, чтобы облизнуть губы. Чего там девочку из себя строить… Выпить очень хотелось. Он не хотел показывать этого перед Мамонтом, но желание было сильным, почти непреодолимым. Как потереть ушибленное колено.
И никто не будет видеть, вот что главное. Ни следаки из прокуратуры, ни Валерия, ни мама, ни Мамонт… Интересное созвучие: мама – Мамонт. Да, возможно, это тоже какая-то степень родства, и даже больше, чем кровная. Мамонт обещал, что при любом раскладе не даст его в обиду, в лепешку разобьется, но не позволит, чтобы Курлов, эта падаль, пустил под откос его жизнь и карьеру. Что же, майор госбезопасности Константин Мамонтов слов на ветер не бросает. Но и его возможности, надо признать, не безграничны. Вон Смирнов, генерал-майор, начальник главка – и тот, не успели врачи поставить диагноз, как уже потерял влияние, Заишный снова принялся гнуть свою линию…
Денис сидел в беседке напротив дома, забравшись с ногами на сиденье. И продолжал глазеть на окна. Он не надеялся увидеть там сногсшибательных девок, лениво стягивающих колготки. Жизнь человеческая, протекающая за дешевыми, облупленными окнами, слишком обычна для этого, слишком приземленна. Нет там ни томных красавиц, ни ненасытных жриц любви, ни всякого прочего киношного фуфла. За окнами чаще всего живут тетки в бигудях и мужики в линялых майках – но даже они, когда переодеваются или спариваются, делают это при плотно закрытых шторах и выключенном свете…
Впрочем, Денис знал одну очень красивую девушку, которая… Возможно, единственную такую во всем городе, на чьи окна стоило бы пялиться хоть до посинения. Даже ее легкий силуэт, мелькнувший за занавеской, был бы королевской наградой, не говоря уже об остальном. И вот в течение двух дней эту девушку насиловал один гад (…а ты в этом вполне уверен?)… Ну ладно, в первый-то раз он ее точно изнасиловал!.. И в окнах тоже горел свет, а днем открывалась фрамуга, чтобы проветрить комнаты, и если бы кто-то вот так сидел и смотрел в окна Валерии, смотрел и смотрел без конца, то он бы догадался: там что-то не так, ей нужна помощь!..
Денис встрепенулся.
На подъездной дороге вдруг мелькнула быстрая тень, хлопнула дверь парадного. Ага, Лешка Кривец прикондыбал, мамкино счастье. Вскоре окно на четвертом этаже тихо погасло.
Мысли по какой-то чудной траектории опять вернулись к бутылке. Ну, смоется он, положим. Ладно. Нарежется. А утром – что? Ушибленное место будет болеть еще сильнее, расчесанное до алой сукровицы. Впору на стену лезть.
А ведь ночной магазин на Богатяновской еще открыт. Кому мощные антидепрессанты без рецепта по самым доступным ценам? Пятнадцать минут пехом, обратная дорога не в счет – крылья вырастут. Денис приподнялся, осторожно выпрямляя затекшие ноги. И тут заметил еще одно неспящее окно, которое не увидел раньше. В его подъезде, на первом этаже, в квартире Людки Борщевской. Горела настольная лампа, а портьеры были настолько глухими, что пропускали лишь неясное мерцание. Сейчас одна из портьер резко колыхнулась, потревоженная чьей-то рукой, и приоткрыла узкую полоску света… Людка – мать-одиночка, ее муж уехал за длинным шекелем на берега Мертвого моря, да так и не вернулся. За это время сын Пашка из молчаливого увальня-детсадовца превратился в грозу и ужас 4В класса 157 школы, собирал бутылки в Первомайском парке и бил кошек из разболтанного духового ружья.
Вот портьера дернулась опять, ее перерезала сетка морщин, словно кто-то схватился с той стороны и хочет оборвать.
Денису почудился слабый, будто сквозь вату, вскрик. Может, Людка решила ночью повоспитывать свое чадо?
Он подошел к самому окну, едва не похоронив туфли в раскисшей жиже, в которую превратился отцветший за лето палисадник. Портьеру отпустили, но она легла неплотно, видно, зацепившись за радиатор отопления. В комнате царил мягкий золотистый полумрак, плавно скользили тени. Это Людкина спальня. Кровать торцом к окну, так что можно сосчитать деревянные шишечки на спинке. А вот и сама Людка – в распахнутом халате, бедовая, белогривая, с длинными крепкими ногами, лицо испуганное и злое. Стоит руки в боки, втолковывает линию партии кому-то невидимому. Как из пулемета: тра-та-та-та.
