Секретные операции царских спецслужб. 1877-1917 гг. - [12]

В самарском отделе «Священной дружины» начал свою карьеру П.А. Столыпин. Около половины личного состава «дружины» были военными, среди них 70 % офицеров, имевших высшие воинские чины.

На содержание «Священной дружины» и ее агентуры было выделено 3 млн рублей из личных средств Александра III. При этом принимались пожертвования от членов «дружины», а также отпускались деньги из бюджета Министерства Императорского двора и уделов. Каждый член общества получал жалованье и командировочные на разъезды.

Фонд «дружины» был огромен – 300 тыс. рублей для расходов на внутренние нужды. «Дружина» устроила свои отделения почти в 30 городах и три заграничные агентуры: в Париже (с разветвлениями в Лондоне, Брюсселе и Женеве), в Вене (с филиалами в Берне, Лейпциге и вдоль русско-австрийской границы – Волочиск, Броды, Сосновцы) и в Берлине. Помимо этого «дружина» издавала в Женеве две провокационные газеты: «Правду» (якобы от имени революционеров, «социал-общественников», «анархистов», чтобы карикатурить их) и «Вольное слово» (якобы от имени либералов, чтобы отвращать колеблющихся от терроризма). Она подсылала убийц к князю П.А. Кропоткину и Л.Н. Гартману, разыскивала членов ИК и рядовых народовольцев в России, причисляя к ним весьма далеких от них людей, причем в самых неожиданных сочетаниях. Вот, к примеру, заключение петербургского отдела «дружины» от 1 октября 1881 г.: «Личные составы редакций “Отечественных записок”, “Русского богатства” и журнала “Дело”, все правление Либаво-Роменской и Бакинской железных дорог и значительная часть служащих по этим дорогам – все в разных степенях участвуют в народовольческой партии».

Деятельность «дружины» серьезно осложняла работу полиции. Всяческие Остапы Бендеры за огромные суммы продавали ей «секреты» революционных организаций. Ну а существование «дружины» в России стало «секретом Полишинеля».

Салтыков-Щедрин высмеивал ее в «Письмах к тетеньке» как «Союз недремлющих лоботрясов». «К тому же коноводы “дружины” не поладили с К.П. Победоносцовым, который в письме от 23 ноября 1882 г. припугнул и без того затравленного царя опасностью заговора против него внутри слишком разросшейся и обнаглевшей “дружины”. “Время страшное, и враг не дремлет, – писал Победоносцев, – а теперь, озираясь вокруг, я убеждаюсь все больше и больше, что, как бы ни была велика опасность вашему величеству от злодеев-заговорщиков, еще серьезнее опасность от “дружины”. Судьба “дружины” была решена. Уже 26 ноября 1882 г. царь повелел распустить ее, и началась ликвидация дел “дружины”, затянувшаяся до января 1883 г.»[6]. Все имущество «дружины» было передано полиции.

К борьбе с революционной крамолой была привлечена и Русская православная церковь.

«Церковь была призвана вести рука об руку с государством всероссийскую кампанию черносотенной пропаганды против революционного лагеря с целью его изоляции и осрамления. Ради этого Синод и предписал 8 мая 1881 г. возгласить по всем церквам империи особую ектенью “О еже помянути грехов и беззаконий наших и потребити от нас все неистовые крамолы супостатов, господу помолимся”. Такого рода общероссийский молебен был затеян впервые с тех пор, как в июле 1826 г. на радостях по случаю расправы с декабристами Синод распорядился отслужить по всем церквам благодарственную ектенью Всевышнему за избавление империи “от неиствующих крамол”.

Теперь, с мая 1881 г. молитвы “против крамолы” стали постоянным компонентом литургии до конца царизма. “Крамола” проклиналась в них как самая страшная ересь и худшее зло. Архиепископ херсонский Платон возглашал, например, что террор “Народной воли” “гораздо хуже” и опаснее “нашествия галлов” 1812 г.»[7].

Как и в других ситуациях, усиление полицейских репрессий, засилье доносчиков вызвало положительные эмоции у части населения: мол, для нашего блага все делается. И одновременно раздражало другую часть общества, причем если не большую, то вполне соизмеримую. Надо ли говорить, что в период экономического бума и военных побед вторые на время замолкают. Зато при политических и военных неудачах царей и диктаторов число первых резко падает.

Большинство студентов одобряло деятельность «Народной воли». «Имена Желябова, Перовской, Кибальчича не сходили с уст, а Желябов заполнял все сердца молодежи, имя его было полно обаяния и восторга. Речь, сказанная на суде Желябовым, заучивалась наизусть», – вспоминала в 80-х годах XIX века курсистка О.Г. Райс (Каллистратова)[8].

Либеральная интеллигенция вовсе не отвернулась от народовольцев, а наоборот, более революционизировалась.

За связь с революционерами подверглись аресту: в 1882 г. – Андрей Пумпур (автор латышского эпоса «Лачплесис»), в 1884 г. – М.М. Коцюбинский, в 1887 г. – К.Д. Бальмонт, в 1888 г. – С.Г. Скиталец, в 1889 г. – Максим Горький.

И.С. Тургенев лично общался со многими революционерами, он дружил с П.Л. Лавровым и Г.А. Лопатиным, был хорошо знаком с П.А. Кропоткиным, С.М. Кравчинским, С.Л. Клячко, Н.В. Чайковским, Н.П. Цакни, Н.И. Паевским, В.В. Луцким, В.Я. Мейером, Л.К. Бухом и другими. Тургенев всегда был готов помочь жертвам преследований властей. Он хлопотал об освобождении Г.А. Лопатина и А.М. Макаревич (Кулишевой), о смягчении участи народников-пропагандистов М.Л. Веллера, Н.И. Иванова, Н.С. Мазченко и других. Помог напечатать во Франции воспоминания судившегося по «делу 193-х» И.Я. Павловского.