Секретная служба Великобритании. Из истории тайной войны - [11]

Мемуары расходятся в определении причин болезни Дарнлея. Одни считали ее результатом далеко зашедшего венерического заболевания, другие — следствием отравления. К последнему предположению присоединялись уже в XVIII веке видные шотландские ученые. Джилберт Стюарт (см. Дж. Стюарт, История Шотландии от утверждения Реформации до смерти королевы Марии, Лондон, 1782) считал, что королева знала о попытке отравления Дарнлея лордами и в ней проснулось сочувствие к мужу, ставшему жертвой ее врагов. Это и привело Марию к больному Дарнлею в Глазго. Его выздоровление и примирение с королевой естественно вызвали сильную тревогу лордов. Их безопасность оказалась несовместимой с дальнейшим существованием Дарнлея. В заговоре участвовал наряду с Мереем, Мортоном, Мейтлендом также и Босвел. Однако Мерей и Босвел строили при этом совершенно противоположные планы. Босвел после смерти Дарнлея стремился получить руку Марии и трон, Мерей надеялся захватить власть в свои руки.

Косвенные данные, возможно, говорят о том, что Марии не было известно о плане взрыва Кирк о’ Филда. Она была настолько потрясена известием, что несколько дней не принимала участия в делах. В течение значительного периода после гибели Дарнлея корреспонденция, подписанная королевой (за одним исключением — письма от 16 февраля), велась на английском, точнее на шотландском, а не, как обычно, на французском языке. Даже через месяц, 8 марта, когда английский посол получил аудиенцию, его приняли в полутемной комнате: вероятно, больная Мария поручила одной из своих фрейлин сыграть роль королевы. Можно, правда, лишь гадать, была ли вызвана эта болезнь нервным перенапряжением, раскаянием в содеянном или в том, что Мария не пресекла известные ей планы лордов, либо, наконец, опасением за будущее.

В официальном обвинении, предъявленном позднее Марии, говорилось, что она сама выбрала Кирк о’ Филд как резиденцию для Дарнлея. Это, судя по всем данным, не соответствует действительности. Показания людей, принадлежащих к различным партиям, свидетельствуют, что Мария первоначально собиралась перевести больного Дарнлея не в Кирк о’ Филд, а в Крейгмиллер. Кирк о Филд был избран самим Дарнлеем (на это обращали внимание многие исследователи, писавшие в XIX в., — француз Ж. Готье, немцы Б. Зепп, О. Карлова и др.). Г. Кардаунс высказывает предположение, что именно Балфур предложил Дарнлею остановить свой выбор на Кирк о’ Филде. Во всяком случае выбор был сделан Дарнлеем вполне добровольно и вопреки желанию Марии. Другие историки, например французы Ж. Пти (см. Ж. Пти, История Марии Стюарт, т. 2, Париж, 1875) и Л. Меневаль, соглашаются с мнением некоторых современников, что Кирк о’Филд был выбран Дарнлеем по совету Мерея. Надо учесть, что Кирк о’ Филд был расположен на высоком месте, а не в низине, как замок Холируд, и поэтому мог более подходить для больного.

В обвинении указывалось, что порох был сложен в спальне королевы. Это помещение было расположено непосредственно под комнатой Дарнлея, и Мария провела в своей спальне две ночи. А в покрытых мраком событиях 9 февраля по крайней мере очевидно одно — Кирк о’Филд, по единодушному свидетельству очевидцев, взрывом был буквально поднят на воздух, весь, включая стены, вплоть до камней фундамента. Поэтому в первые дни после взрыва господствовало мнение, что под дом была подведена мина. Об этом говорилось в письме, отправленном от имени Марии в Париж. Об этом же доносили английские дипломаты и агенты в Лондон. Мерей также сообщал, что дом «целиком подорван». По-видимому, брату королевы, вскоре снова возглавившему группировку, враждебную его сестре, еще не пришло в голову, насколько это заявление не согласуется с утверждением, что порох находился не в подвале, а в опочивальне Марии Стюарт. Непонятно также, почему заговорщики так долго медлили со взрывом, ставя под угрозу все предприятие: ведь порох в комнате королевы мог быть обнаружен в любую минуту. Размеры взрыва невольно заставляют задать вопрос, действительно ли заговорщики метили только в Дарнлея? Не проще ли было избавиться от него с помощью яда — ведь доказать преступление при тогдашнем состоянии медицины было бы фактически невозможно и подозрения (которые часто сопровождали в те времена даже естественную смерть влиятельных политических деятелей) так и остались бы подозрениями.

Значительно легче объяснить известные факты, предположив, что целью заговорщиков был не только Дарнлей, но и сама королева. Были ли у лордов в начале 1567 года основания стремиться к ее устранению? Ответ может быть только положительным. Да, основания были, и большие, чем во время убийства Риччио, когда, по крайней мере, часть заговорщиков предполагала избавиться также и от Марии. Рождение сына в известном смысле ослабило позиции королевы, теперь ее смерть не вызвала бы споров о наследовании престола. Более того, она обеспечивала интересы протестантской партии — Якова воспитали бы сторонником реформированной церкви, а не католиком, как это предполагала, конечно, сделать его мать. Малолетство Якова позволяло честолюбцам вроде Мерея долгие годы управлять страной. Убийцы Риччио рассчитывали, устранив королеву, править, прикрываясь именем недалекого Дарнлея. Теперь же, вернувшись из изгнания, не решили ли они осуществить старый план с тем только изменением, что, убрав с пути королеву и Дарнлея, воспользоваться куда более удобной марионеткой — Яковом? Мысль, что мишенью заговорщиков был не только Дарнлей, но и королева, казалась очень правдоподобной современникам. Ее высказывали не только сторонники Марии Стюарт вроде упомянутого архиепископа Бетона, но и английская агентура в донесениях Уильяму Сесилу.