Секретарша миллиардера - [14]

— Пожалуйста, скажите мне… для чего этот попугай?

— Это — макао, — ответил Антон. — Генри Барбюс с ума сходит по экзотическим птицам. У него есть огромный птичник, забитый до отказа. Попугай — подарок ему. Должен сказать вам, что оформление соответствующих бумаг на вывоз диковинной птицы стало для меня настоящим кошмаром.

Эми принесла ужин. Бок о бок они устроились за складным столиком на просторных креслах. На подносах стояли прелестные маленькие миски с потрясающе пахнущей китайской едой. Они оба ели палочками — живя в Гонконге, быстро учишься пользоваться ими вместо традиционных вилок и ножей.

— Превосходный авиалайнер. Никогда в жизни у меня не было целого самолета в своем распоряжении.

— Что до меня, то пространство — основа роскоши, — заметил Антон. — Я помню, что в детстве никогда не имел своего личного пространства.

— Знаю, знаю, — подхватила девушка, отпивая шампанское. — Когда вы почти подкидыш, у вас нет ничего собственного. Вам приходится всем делиться, и нет места на земле, которое вы бы назвали своим собственным.

— За исключением пространства в своей голове, — заметил он.

— Да, — тихо продолжала Эми. — Но даже и оттуда они пытаются вас вытеснить.

Антон быстро взглянул на девушку.

— На собеседовании вы сказали, что ваш дядя Джефри не радовался лишнему рту и лишнему ребенку, которого следует воспитывать. Кем он, на самом деле, являлся для вас?

Эми помолчала несколько секунд перед тем, как ответить.

— Джефри — хороший человек. Он, как умел, старался окружить меня заботой. А мои кузины и кузен сделали из этого свои выводы и превратили мою жизнь в ад. Особенно мне доставалось, когда дети, то есть мы, оставались одни. Но я не могла жаловаться… потому что мне надлежало быть благодарной.

— Вот почему вы такой твердый орешек?

— Я — твердый орешек? — невинно удивилась девушка.

Антон отобрал аппетитную сладко-кислую креветку и, ловко подцепив палочками, предложил ей. Пока девушка с удовольствием разжевывала деликатес, он молча изучал ее. В мягком свете ламп его глаза были непроницаемы.

— Расскажите мне, как они превратили вашу жизнь в ад.

— О, полагаю, я слишком мелодраматична, — Эми почувствовала себя неловко. — Все было не так уж плохо. Их трое — две девочки и мальчик. Девочки были гораздо хуже, они обижали меня, как могли. Вы знаете все девчачьи штучки: щипались, таскали за волосы, ломали мои вещи.

— В области пыток девочки настоящие эксперты, — мягко подтвердил он.

— Они нередко говорили, что мои родители покончили с собой, потому что узнали, что я ребенок Сатаны.

Антон ближе подтянул ее к себе и ласково погладил рукой по шелковистым волосам.

— Все уже позади, — тихо сказал он, — и знаете, раз вы справились с этим, вы справитесь с чем угодно.

Девушка улыбнулась у его плеча.

— Правда? — Как же чудесно покоиться в его объятиях, чувствуя его сострадание и понимание! — Я не хочу больше говорить о себе. Я хочу узнать про вас, Антон, про семьи, в которых вы воспитывались.

— Меняете тему беседы, так я понимаю.

— Тема та же, объект иной. Вы говорили, что в некоторых домах вам жилось совсем плохо. Расскажите.

— О самом худшем? Они хотели сделать меня таким же несчастным, как и они все. Били ремнем и запирали в шкафу на несколько дней.

Эми почувствовала приступ дурноты.

— Мне очень жаль, — сказала она. — То, что произошло со мной, ничто по сравнению с вашей историей.

— Одно и то же, — не согласился он. — Неадекватные и несчастные люди бывают самыми жестокими. Они хотят разрушить счастье любого, кто счастлив. Но самое ужасное — не синяки и затрещины, самое ужасное — не чувствовать себя любимым.

— Согласна, — прошептала она. — Бедный маленький мальчик! Спасибо, что выслушали… и спасибо за откровенность.

Он легонько поцеловал ее губы. Поцелуй, как прикосновение бархата, но она быстро отпрянула, словно обожглась.

— С нами трудно договориться, не так ли? — сказал он, улыбаясь ей своими изумительно синими глазами.

После поцелуя, не доверяя собственному разуму и чувствам, Эми решила ретироваться, поэтому отправилась в служебный отсек, чтобы отнести посуду. Его рассказы о детстве тронули ее до глубины души, руки дрожали.

Когда она вернулась, Антон достал одеяла и подушки.

— Спите рядом, — осторожно приказал он, — вдруг опять привидится кошмар?

— Сегодня ночью я не увижу страшных снов, — уверила его она.

— А я и не говорю о вас. — Мужчина потянулся и выключил верхний свет, салон погрузился в темноту.

Ручка между сидениями поднималась и получалась большая удобная кровать. Эми скинула туфли и улеглась рядом с ним, сильные руки обхватили ее и придвинули ближе. И хотя они были полностью одеты — она в брюках и блузке, а он в своих привычных джинсах и шелковой рубашке — контакт был настолько тесный, словно они оказались полностью обнажены.

— Мы — одно целое, вы и я, — пробормотал он, его теплое дыхание щекотало ей горло. — Всегда держим нос прижатым к окну и видим все сквозь розовые очки.

— Мои иллюзии рассеялись, Антон.

— Вам нравится думать, что вы жесткая, мисс Уортингтон, — проворчал он. — Каждый день вы встаете и добавляете еще одно кольцо к своей кольчуге. Интересно, вы хоть когда-нибудь снимаете ее?