Секрет Черчилля - [43]

Вот почему англо-американцы стремились включить упомянутую поправку в первоначальный текст капитуляции, а русские этому противились.

Таким образом, когда немцы запрашивали о возможности сложить оружие, единственным официальным документом, на который надо было ссылаться, был документ от 25 июля 1944 года, выработанный Европейской консультативной комиссией и одобренный «большой тройкой», без поправок, внесенных в Ялте. Европейская консультативная комиссия переслала в марте 1945 года из Лондона в штаб Эйзенхауэра в Реймсе текст именно этого документа.

Метаморфозы документа

Именно с этого момента начались необычайные приключения этого документа. Соглашение о капитуляции, подписанное 7 мая в 2 часа 45 минут утра, не было тем соглашением, которое выработала Европейская консультативная комиссия. Этот документ в последнюю минуту был заменен другим, по внешней видимости «импровизированным», при чрезвычайно неясных обстоятельствах, который, во всяком случае, не имел абсолютно ничего общего с первоначальным документом.

Каким образом это стало возможным? И зачем это понадобилось? Выдвигалось много объяснений этого происшествия, более или менее фантастических, но единственным заслуживающим внимания является то, которое дает в своих мемуарах одно чрезвычайно ответственное лицо, политический советник генерала Эйзенхауэра Роберт Мэрфи[74].

Это он получил в марте 1945 года из Лондона документ с текстом капитуляции, составленным Европейской консультативной комиссией, в голубом конверте, который он тотчас же передал генералу Беделлу Смиту. (Что, заметим мимоходом, доказывает, что законность этого документа единогласно признавалась союзниками, ибо присланный документ предназначался для подписания капитуляции Германии.)

Между тем, когда Мэрфи ознакомился в ночь с 6 на 7 мая с подписанным текстом, он был, по его собственному выражению, «ошеломлен». Он тотчас же «констатировал», что подписанный текст не совпадал с тем, который он получил из Лондона в марте. Поэтому, несмотря на поздний час, он немедленно позвонил по телефону генералу, чтобы запросить его о том, что же произошло.

Сначала генерал бормотал нечто невнятное. Он ничего не помнит, он никогда не видел никакого документа о капитуляции. Однако Мэрфи настаивал, уточнив, что он лично передал ему в марте большой конверт голубого цвета, в который был вложен упомянутый документ, и речь идет об официальном тексте соглашения о капитуляции, одобренном всеми союзниками. Только после этого генерал, «совсем проснувшись, облачился в свой мундир и бросился в штаб», куда явился также и Мэрфи.

Они обшарили ящики с секретными документами, по ничего не нашли. «Обремененный тысячью забот чрезвычайной важности», добавляет Мэрфи, (наивно) пытаясь оправдать генерала, Беделл Смит «проявил рассеянность».

Но эта ошеломляющая история выходит за пределы всякого неправдоподобия и представляет множество удивительных сюжетов, один необычайнее другого.

Начнем с Мэрфи. Возникает вопрос, почему политический советник Эйзенхауэра ознакомился с текстом подписанного документа только после окончания церемонии подписания? Церемония, утверждает он, носила «чисто военный» характер, и ввиду этого факта политический советник Эйзенхауэра на ней не присутствовал. Но каким образом Мэрфи мог до последней минуты не знать текста, который должен был быть подписан, когда этот документ на протяжении нескольких дней обсуждался в штабе? Каким образом это оказалось возможным, учитывая, что он был самым влиятельным человеком в штабе? Можно ли объяснять отсутствие Мэрфи во время церемонии подписания тем фактом, будто он полагал, что текст, который будет подписан, является текстом, полученным им в марте из Лондона и переданным тогда же генералу Беделлу Смиту? Или же он был попросту отстранен от участия военными и сознательно замалчивает подлинные факты в своих мемуарах?

«Забывчивость» генерала Беделла Смита

Еще один удивительный сюжет. Допустим, что Беделл Смит совершенно забыл о том, что получил в марте какой-то документ от Мэрфи, и по этой причине, опять-таки по рассказу Мэрфи, «предписал трем своим офицерам составить проект в соответствии со всеми разрозненными документами, валявшимися в штабе».

Первый вопрос, который возникает при этом: каким образом начальник штаба Эйзенхауэра, перед которым стояла столь важная проблема, не подумал о необходимости проинформировать своего главнокомандующего, свое правительство, межсоюзническую организацию? Почему он по собственной инициативе взялся «соорудить» с помощью трех своих подчиненных текст для данного случая, делая вид, будто не знает о тексте, подготовленном специальной межсоюзнической организацией? Или он, будучи «человеком» тех тайных сил, которые вели игру в Вашингтоне и Лондоне, чувствовал себя до такой степени защищенным, что позволил себе действовать по своему усмотрению при столь серьезных и торжественных обстоятельствах?

При всех обстоятельствах как могли события не освежить отказавшую память начальника штаба Эйзенхауэра с тех пор, как немцы начали разговор о капитуляции? И как могла не прийти ему в голову мысль о необходимости серьезно заняться документом о капитуляции, когда он вступил в переговоры с немцами? И каким образом он, оказавшись перед необходимостью представить для подписания документ о капитуляции, ни разу не полюбопытствовал спросить у Мэрфи, не существует ли такого документа? И почему, прежде чем поручать трем своим офицерам составление текста, он не обратился к тому же Мэрфи или в Вашингтон?