Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей - [8]

Ничего взять дома мы не могли — только то, что было надето на нас. А через месяц нас эвакуировали в деревню Подбужье, это 40 км от деревни Шляпное. Мы ехали на санках три дня.

На дорогах, когда у пожилых не было сил идти, их расстреливали на глазах. Голодные, холодные, охраняемые немцами, люди еле передвигались. Немцы смеялись и фотографировали. Когда мы приехали в Подбужье, там оказалось очень много эвакуированных. Село Подбужье было большое, и в каждом доме жило по пять семей вместе с животными. Мало того, что был страшный голод и холод. Кроме всего, пришел и брюшной тиф.

Немцев здесь не было, но были полицаи. Людей умирало очень много, но, видно, наша семья осталась живая благодаря моей маме. Она умела шить. Мы один раз в день могли есть мамалыгу. А когда растаял снег, мы пошли собирать старую картошку. И здесь нас увезли, не сообщив об этом нашим родителям.

Сперва нас держали в Хвастовичах, потом повезли в Теребень, после нас погрузили в вагоны и повезли в Брянск. Везде — брянский лес. Ой, как трудно было глядеть, как немцы, вырубали наши леса. Очень обидно было. Нам не хотелось жить на свете.

Привезли в Брянск и кинули в лагерь. Там находились и девять человек военнопленных. Все с нашего завода. Был страшный голод. Люди умирали — их вывозили машинами. Не было сил даже ходить. Привозили один раз в день баланду. В 1943 г. нас ночью погрузили в вагоны, в которых возили скот. Закрыли и повезли.

Ночью нас привезли в Германию. Там нас поместили в бараки. Наутро нас погнали в баню. Потом проверяли рентгеном, брали кровь. Каждое утро нас в шеренгу выставляли. Приезжали немцы и выбирали. Всех нас разбили, и я осталась одна.

Я была худая — одни кости и кожа. Таких, человек десять, собрали отдельно. Нас никто не брал, и решили везти на аккумуляторную фабрику в Берлин.

Когда везли, немцы говорили, что нас везут на фабрику, где делают хорошие конфеты. А когда привезли на место, мы просто стали задыхаться от запаха кислоты — это была химическая фабрика. А потом нас привезли в лагерь.

Там уже было 352 человека. Все было окружено проволокой — будки, собаки кругом. И бараки с деревянными койками двухъярусными. Были специальные костюмы, на которых было написано «ОСТ» на рукавах, спине, груди большими буквами. Голод ужасный. Один раз в день еда — баланда из шпината, маленький кусочек хлеба, и тот с жилками, или с брюквой баланда. Работать заставляли 16 часов, а тех, кто работал по 8 часов немцы брали работать себе на квартиру. Работа была тяжелая: выгружали баржи. В цехах тоже была очень тяжелая работа. Мой номер 362.

Были часто бомбежки. Во время бомбежек выгоняли в бомбоубежище.

Многие в лагере травились и вешались.

Однажды, когда бомбили, мы решили сделать побег с одной девушкой. Она была старше меня, ее звали Шура, она из Бобруйска Могилевской области, из Белоруссии. Нас встречал один русский — это был друг Шуры. Она знала, что ее могут разоблачить, о ее вредительстве. Если бы нас нашли, тогда бы расстреляли, но нам в то время было уже все равно.

Я ничего не знала, куда меня везли, но только знала, что мы едем дальше от Берлина. Мы хотели устроиться на работу у хозяина. Но других брали, а я была очень плохая, поэтому меня не брали. Они не хотели меня бросать.

А потом нас устроил на работу полицай в туберкулезный лазарет ухаживать за больными. Мы согласились. Нас перевели в барак. Барак был неплохой, там работали западные украинцы. Барак был на территории лазарета, ходили свободно куда хочешь. Питание было хорошее, но больные много не кушали. Прежде, чем приступить к работе у нас проверяли здоровье. Самое страшное было для меня заболеть.. Но все было хорошо, я оказалась здоровая.

И еще мне пришлось немного ухаживать за больными. Одна немка меня пожалела, и меня отправили на работу на кухню. Здесь я стала поправляться. Но была недолго. Придя утром на работу, увидела, что немцы сильно волновались и на балконах вывесили белые простыни. В этот момент я узнала, что это значит: это они сдавались. Через два дня приехали наши танки.

Природа была очень хорошая. Весь лазарет в соснах. Город назывался Штеттин. День, когда пришли наши солдаты, до сих пор стоит в моей памяти.

Как они нас встречали, сколько было слез и радости! Они нам давали все: и продукты, и цветы, и одежду. И стали устанавливать комендатуру. Шурин друг ушел. Она искала его, но мне кажется, он ушел с солдатами на Берлин. Оказалось, мы жили от Берлина не более трехсот километров. Это я после узнала. Но радоваться нам пришлось недолго.

Немцы пропустили наших солдат на Берлин. И тут же вышли с танками и машинами и перебили нашу комендатуру и солдат. Стали искать всех русских, кто остался. Двух раненых солдат мы, с одной девушкой Раей спрятали среди туберкулезных. Она была из Ворошиловградской области, с 100 шахты. Она тоже была малолетней. Когда нас с ней нашли немцы, повели на расстрел. Это нужно пережить. Но, видно, не судьба умереть мне в Германии. Три раза на меня наставляли оружие, но я осталась жива и благодарна Господу Богу, что он меня спасал.

Раз, просто как ястреб появился самолет и началась бомбежка. И нам пришлось скрыться. Трое суток мы с Раей сидели в колодце, забыли про еду. Только гремели «катюши». На третьи сутки мы услышали крики. Это были наши. Они делали прорыв. Когда мы вышли из колодца, все горело и по трупам ехали танки. Мы стояли как мертвые, когда подъехали к нам, стали спрашивать. Мы просили, чтобы взяли нас на танки, и сказали, что там в лазарете есть два солдата. Мы показали, где они находились. Их забрали, и нас увезли. После боя танкисты поехали на отдых. Там мы с солдатами отдыхали в деревне.