Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей - [74]

Шли годы. О детях по-прежнему не было известий. Иногда Паля приезжала к сестре в Сталино погостить, но более одного дня у нее не задерживалась, так как спешила в поселок встречать почтальона — вдруг придет какая-то весть о детях.

Мне было лет 5-6, и я помню, как мы ждали от нее письма с новостями о розыске детей, но ничего нового не было. Часто в это время к нам приходила Нина Григорьевна Корнеева, сестра Григория, которая тоже ждала каких-нибудь новостей. В 1953 г. я пошел в школу, семилетнюю № 2. Там же преподавала и Нина Григорьевна.

К этому времени тетя Паля перестала отвечать на наши письма, на письма из г. Сталино от т. Марии. Так вот Нина Григорьевна чуть ли не каждый день спрашивала у меня и моей сестры о т. Пале. Она и сама, по-моему, ей писала, но тоже ничего от нее не получала. Помню, что она очень ругала своего брата, что он женился на другой женщине сразу же после войны, что не поехал к жене и не ищет детей.

Так продолжалось до 1954 г. В декабре этого года мы — папа, мама и я поехали в г. Сталино погостить у т. Марии и д. Миши. Помню, что взрослые, когда собрались все за праздничным столом и вспомнили о т. Пале, решили на следующий же день ехать ее разыскивать, если она еще жива, и уговорить ее переехать в Сталино.

Поехала моя мама, т. Мария и жена д. Миши — т. Рая. Решили ехать в поселок, из которого было последнее письмо — Кураховку. По прежнему адресу ее не оказалось. Никто не знал, где она живет и живет ли теперь в этом поселке. Тогда пошли на шахту, где она работает, и там дали ее новый адрес. Не буду описывать эту встречу. Каждый может представить, что там было: и радость, и слезы. Слез, наверное, больше. Удалось уговорить т. Палю переехать жить в Сталино (Донецк), правда, не сразу.

И вот т. Паля живет в Сталине. Сначала у т. Марии, а потом на частной квартире снимала комнату. Работала завхозом детского сада металлургического завода. 1957 год. В одном из своих писем т. Паля пишет: «...Моя жизнь проходит по-прежнему, то есть большую часть ее отдаю чужим детям, а своим... Бог только знает, живы они или нет и знают ли о том, что у них еще жива мать, у которой в груди незаживающая рана до конца жизни...»

Надо заметить, что т. Паля все эти годы не переставая искала детей. Подключались к этим поискам и Красный Крест, и милиция, и другие органы по розыску лиц, пропавших без вести. Подавала в розыск и тетя детей — Нина Григорьевна Корнеева. Результатов не было.

И вот осенью 1957 г. (помню это как сейчас) моя мама пришла с работы домой и рассказала, что ее вызывали в кабинет участкового милиционера, который располагался на проходных чугунолитейного завода. Какие-то люди в форме очень подробно расспрашивали о детях т. Пали (как их зовут, какая фамилия, сколько лет и т. д.). Спрашивали также про их мать, отца — фамилии, где живут и т. п. Мои родители да и все мы поняли, что в розысках т. Палиных детей лед тронулся.

Мама срочно написала письмо т. Пале, но оно не успело еще дойти до нее, как прислала телеграмму другая тетя — Мария. Эту телеграмму мы долго хранили, но сейчас она куда-то задевалась, но я ее содержание помню почти дословно: «Нашелся Гена, служит в армии, Паля вылетела к нему в Минск...» Это было какое-то ликование и не только в нашей семье, но и у всех родственников, знакомых, соседей. Многие в Сукремле знали т. Палю и ее историю с детьми, уходящую в уже далекие годы войны. Радовались все без исключения. К нам приходили и родственники, и знакомые, и совершенно незнакомые люди, поздравляли и расспрашивали подробности, но мы пока и сами-то немногое знали. И только спустя несколько лет, сопоставив многие факты при встречах, письма и т. п., можно было увидеть всю трагедию этой истории, и почему так долго не было известий о пропавших детях.

Итак, новогодняя ночь в лагере Пыллкюла — когда т. Палю немцы оттаскивали от детей и тащили ее в другой сектор лагеря, дети бежали за ней, плакали, цепляясь за одежду, падали, снова бежали. И так до самого забора из колючей проволоки, разделяющей секторы лагеря. На этом все закончилось. Т. Палю увезли в тюрьму, а дети еще некоторое время находились в лагере.

По документам Госархива Эстонии: «Лукашков Геннадий, 1936 г. рождения, — значится в недатированном (1943-1944 г.) списке перемещенных лиц, содержащихся в детском доме карантинного лагеря Пыллкюла. С ним вместе были его сестра Валентина 1937 г.р. и брат Юрий 1941 г.р. Про родителей сведений не имелось. Направлены, в начальную школу Хярма в волость Кыуэ».

Необходимо заметить, что в лагере, в немецком приюте (под вывеской начальной школы) в детском доме после освобождения Эстонии от фашистов везде дети записывались по фамилии матери, которая при замужестве оставила свою девичью фамилию — Лукашкова. Свою настоящую фамилию Корнеевых дети просто забыли. А ведь их разыскивали как Корнеевых. Скорее всего, это было причиной безрезультатных розысков.

Старший сын Гена после войны тоже подавал документы на розыск родителей, но и он писал неправильные данные матери и отца. Так, например, про отца он писал, что это Лукашков Григорий, который ушел на войну. Путало, видимо, органы, занимающиеся розыском, и то, что до войны Сукремль и Людиновский район в целом были то Орловской обл., то Смоленской и даже Брянской. Сразу же после войны Людиновский район стал Калужской области.