Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей - [68]

По окончании этой работы была в медсанчасти писарем. Возвратились в Людиново 25 сентября 1945 года. Работала в лесхозе счетоводом. С 1948 г. поступила в связь, где проработала до 1 марта 1985 г., ушла на пенсию по старости (работала счетоводом, бухгалтером, экономистом). В 1950 г. вышла замуж, муж умер в 1991 г., имею двоих детей и четверо внуков. В 1961 г. вступила в кандидаты КПСС, а с 1968 г. являюсь членом КПСС по настоящее время.

За время лихолетья в концлагере пережили все лютые невзгоды: голод, холод, унижение. Страшно не хватало Родины. Забывалась, пела «Интернационал» и «Вихри враждебные», за что били немцы в морду, аж искры из глаз летели, а потом допрашивали в гестапо при фабрике. На моих документах написано: «Кляйн Шталин — после войны убить». Били и моих братьев, больше всего меньшему доставалось от фрица — это Григорию. И чудом уцелели. Считаю, что спасал Бог, которому мы молились всю войну в душе всей семьей. Отец воистину был как дурачок (Василий блаженный из прошлого), открыто крестился на каждом своем повороте, свои посмеивались, а немцы говорили: «Гут, гут, пан».

В 1944 году, когда наши войска вытурили фашистов за свою границу, в лагерь стали приходить ребята из других лагерей. Приносили тихонько листовки на русском языке. Были и стихи. Посылаю вам на память, возможно, заинтересуется журналистика.

Дочь России

Ты русская, и труд — твоя стихия,

Трудиться и терпеть тебе не привыкать.

Ты терпелива, как сама Россия,

Твоя войной измученная мать.

Как ласточка среди дождя и бури,

Страдаешь ты, когда гремит гроза,

Но не сдаешься, голову понурив,

Из глаз твоих не капает слеза.

Твой дом сгорел или разбит снарядом,

Родным твоим никто не смог помочь,

Но ты крепись и будь тверда, горда и рада,

Что ты есть русская, что ты — России дочь!

1944 г.

Сын

Ветер, мы оба бездомные,

Только твой жребий иной,

Крылья, незримо огромные,

Носят тебя над землей.

Крылья мечте обескрыленной,

Если б их снова вернуть,

Если б душе обессиленной

Новые силы вдохнуть.

Если б, как ветер порхающий,

Выпить степной аромат,

С Родины дальней, страдающей

Снять окровавленный плат.

Ветер, товарищ крылатый,

Брат мой крылатый, снеси

Тихую ласку прощанья

В степи далекой Руси.

Там тебя встретит с поклонами

Вольный кочевник — ковыль,

Ты понесешь перегонами

Вдаль золотистую пыль.

Там васильки синеокие

Весело зреют в межи,

Волны гуляют широкие

В золоте зреющей ржи.

Ветер, хотя б из участия

Ты, возвращаясь с Руси,

Запах полей, как причастие,

Сыну ее принеси.

Нам всем хотелось выжить

Локтионова Анна Константиновна

г. Киров-2 Калужской области

Мне было 14 лет. В июле месяце 1942 года немцы под страхом партизанского движения выселили всю деревню Куява и погнали жителей пешком в сторону Брянска.

Через несколько недель нас доставили в лагерь п. Урицкий около Брянска. Разместили по баракам, их было там десять или двенадцать, и более тысячи человек в каждом бараке. Холод, голод, особенно среди детей, — все это приводило к большой смертности. До 500 человек в день умирало. Кормили какими-то отходами. В лагерь немцы привозили павших лошадей, и мясо их бросали в толпу. Когда люди бросались на это мясо, немецкие солдаты расстреливали пленников из пулеметов и автоматов. За все время оккупации мы потеряли многих своих близких, с 1941 до 1943 года мы видели самое страшное, что только можно видеть. И как только остались в живых, до сих пор не знаю. Вспоминать все это очень тяжело. Только в 1943 году мы вновь оказались дома — босые, грязные и голодные.

Долгая дорога в рабство

Лубяченко Эльвина Ивановна

1929 г.р., проживает, в г. Воротынске Калужской области

С 1936 года мы жили в небольшом флигельке на окраине довольно большого города с пятьюстами тысячами населения. Отец занимал неплохую должность, а мама занималась домашними делами, а вечером ходила на репетицию в заводской клуб. У нее был очень неплохой голос. Ну, а я с меньшей сестрой оставалась дома. За год до войны родители решили уехать снова в шахтерский поселок за двадцать пять км от города. Это была Родина родителей и наша. Хотели родители построить там домик и основательно там осесть. Уже и место для постройки присмотрели, но... началась война.

Утро было солнечным и ласковым. Проснувшись, я быстро подхватилась, натянула на себя сарафанчик и выбежала на улицу. На улице кучками стояли люди и о чем-то говорили приглушенными голосами. Показалось, что люди были чем-то обеспокоены. Потом пошли ко двору, где на летней кухне прикреплен был радиопередатчик. Из радиопередатчика неслось тревожное сообщение о том, что Гитлер нарушил мирный договор, который был заключен только год назад, и напал на Советский Союз. Не хотелось верить, что произошло что-то страшное. Люди многие плакали. Говорили, что бомбили Киев, Харьков и еще некоторые города. Харьков от нас был километров триста с лишним. Мы, дети, хоть нам и было по 12—13 лет, плохо отдавали себе отчет, что значит, если бомбили Харьков и другие города в течение ночи, по нашим соображениям, война от нас где-то близко.

Через несколько дней вечером подъехала машина, мы погрузили вещи и уехали снова в город, в наш флигелек.