Седой капитан - [2]

Наконец уехали все его товарищи. Алесь остался один. Почему так случилось, не знал ни он, ни кто-либо другой. Говорили, что его фамилию перепутали с какой-то другой фамилией, с фамилией человека, давно уже уехавшего на Родину. И теперь надо было доказывать, что у Алеся действительно фамилия Гайдуков, что его должны давно уже освободить, что все это - чья-то преступная ошибка… Попробуй, докажи это людям, которые и без того непримиримо враждебно смотрят на тебя только потому, что ты русский, что ты советский человек!

Но всему на свете приходит конец. После бесконечных проверок и доброго десятка предвзятых допросов жандармерия вынуждена была все-таки освободить Алеся. Ему выдали транзитное удостоверение для переезда в морской порт Веракруса - драгоценный листок, лежащий сейчас в бумажнике в кармане юноши. В Веракрусе он должен обратиться в агентство английской пароходной компании, чтобы его переправили в другой, уже не фалангистский порт на этом побережье, так договорились с агентством. А в том другом порту стоит, загружаясь, теплоход «Россия» - наш, советский теплоход! И тогда - все позади, откроется давно желанный путь на далекую Родину.

Чиновник жандармерии, выдававший транзитное удостоверение, холодно предупредил Алеся:

- Этот документ действителен трое суток. Если за этот срок вы не покинете пределы Иберии, вас арестуют как государственного преступника, нарушившего закон. И будут судить. Обращаю ваше внимание еще на одно важное обстоятельство: в этом случае вы подлежите наказанию в обычном порядке, независимо от подданства.

О, Алеся не надо было подгонять, предупреждение было полностью лишним! В тот же вечер он уже сидел в поезде, который мчался на восток, на восток, на восток…

Конец плену, конец неволе, в которую он попал юнгой вместе со всей командой теплохода «Комсомолия» три года назад. Ужасные три года, о которых лучше не вспоминать… Конечно, нет худа без добра: за эти три года Алесь хорошо изучил иберийский язык, и теперь никто из его здешних собеседников не мог и подумать, что Алесь не житель Иберии. Так, было поначалу и здесь, в вагоне, с этим краснолицым соседом, который, видимо, изрядно испугался, узнав, что его собеседник - русский.

Несчастный, забитый фалангистами человек! И разве можно его в чем-то обвинять? Годы господства фалангистов в Иберии имели свои последствия. Люди боялись друг друга, потому что при наименьшем подозрении жандармы бросали их в тюрьмы и концентрационные лагеря. Да не надо было даже и подозрения, достаточно было просто опрометчивого слова, к которому мог придраться жандарм или тайный агент. А тут вдруг - публичная беседа с русским, который едет в Москву, столицу Советского Союза, о котором вообще и вспоминать запрещено… Бедняга сосед, как он, видимо, ругает себя за то, что неосторожно начал этот разговор!

За окном мелькнули огни. Какая-то станция, и немаленькая, если учесть количество огней. Но поезд не остановился и здесь. Прогрохотали стрелки, небольшой мост блеснул освещенным железным плетением ферм - и снова темнота… глубокая тьма, как во всей этой забитой, захваченной фалангистами и жандармами стране…

Толстый ибериец, успокоившись, дремал в углу. Худощавый человек, казалось, спал. Однако нет: Алесь заметил, что тот, как и раньше, украдкой поглядывает в его сторону. Ну и пусть себе! Алесь давно ужу понял, что это - детектив, тайный агент полиции, приставленный к нему. Даже чисто работать не умеет, такого сразу распознаешь. Да и вообще, зря он следит: трое суток, о которых предупреждал чиновник жандармерии, еще не прошли, детективу не к чему придраться…

Юноша встал, оперся о подоконник, коснулся лбом стекла. За окном глухая ночь, ничего не видно. А поезд мчится, непрерывно мчится дальше и дальше…

И вдруг Алесь почувствовал, как что-то с силой толкнуло его в сторону. Сигнальный фонарик за окном прыгнул вниз, потом вверх. Страшный грохот, скрежет металла оборвал размеренный стук колес. Звякнуло и вылетело оконное стекло. Алесь не успел ничего понять, невероятная, непреодолимая сила толкнула его снова к окну. Казалось, кто-то выбрасывает юношу из вагона. Еще один сильный толчок… испуганный вскрик усатого иберийца - это было последнее, что отчетливо расслышал Алесь.

Потом все смешалось. Что-то ударило Алеся по голове, острая боль пронзила его руку. В лицо ударила мокрая душистая трава… Откуда трава? Еще удар, и снова грохот, отчаянные крики, сухой треск, будто ломаются доски, звонкий скрежет железа, и еще крики, болезненные стоны… Откуда-то выскочил язык яркого пламени, где-то, кажется, прогремел взрыв… Все это промелькнуло одно за другим в сознании юноши… Или это было не сознание, а сумасшедший, кошмарный бред?..

Алесь катился вниз по насыпи, ничего не понимая, уже почти ничего не чувствуя. Высокая мягкая трава под насыпью покорно приняла его безжизненное тело. А над ним все еще звучал страшный грохот и скрежет, с которым переворачивались вагоны скорого поезда скатывались, кувыркаясь, с насыпи, к счастью, с другой стороны.

Потом стало тихо, удивительно тихо после того, что произошло. Только время от времени доносились чьи-то стоны и возбужденные возгласы с той стороны насыпи.