Седов - [14]

Памятник исследователю Новой Земли П. К. Пахтусову (1799–1835) в Кронштадте.

Седов хотел участвовать в работе, которую начали по собственному почину новгородские ушкуйники в XI веке на Севере и казацкие ватаги в XVII веке на Востоке, а продолжили поколения моряков-гидрографов, – первыми из них были геодезисты, обученные самим Петром. Но этот труд, кропотливый и опасный, требующий от человека и умения быть точным, и умения быть храбрым, требующий и методической постепенности, и творческого дерзновения, – этот труд, казалось, был только начат. Лениво и нехотя отзывалось царское правительство на естественное стремление русских людей к изучению и освоению морских пространств. После Великой северной экспедиции, осуществленной по гениальному замыслу Петра, когда, как писал в прошлом веке историк, «дух великого Петра еще жил с нами, его начертания были свежи в памяти, им образованное поколение было готово действовать», – после этой необыкновенной по масштабу экспедиции, правительство никогда и не пыталось повторить что-либо подобное для изучения русских морей. Одним удавалось склонить высокое начальство к поддержке, другие обходились без нее, а третьим царские чиновники попросту мешали. Но все же – от Ломоносова, чей проект Северного морского пути пытался осуществить Чичагов ^{7}, до Макарова ^{8}, построившего великолепный ледокольный корабль «Ермак» для исследования Ледовитого океана и писавшего с сарказмом, что «торосы победимы; непобедимо лишь людское суеверие…», – протянулся длинный ряд имен русских путешественников, посвятивших жизнь исследованию морей и берегов России.

Работа гидрографа прельстила Седова, – здесь он надеялся найти и выход для своей энергии, а главное – непрерывную смену обстановки, условий и задач. Кто знает, какие дерзкие замыслы и мечтания бродили в его сознании уже тогда, когда он тащился в медленном и грязном поезде из Петербурга в Архангельск, где ждали на гидрографическом судне «Пахтусов» помощника начальника экспедиции. Во всяком случае, он мог быть доволен собою: план выполнен наперекjр всем преградам…

III

В мае 1910 года Седов писал в письме к невесте: «Сейчас только что вернулся из Царского Села… Государь улыбнулся и выразил свое удовольствие… Со стороны мне сообщили, что можно надеяться на производство. Я же совершенно равнодушен ко всему этому, ибо есть более веские интересы. Готовлю усиленно новую экспедицию…»^{9}

Это произошло так. Седов читал лекцию о своей экспедиции на Колыму в географическом обществе. Адмирал Нилов, близкий ко двору, присутствовал на лекции. Он рассказал о Седове царю, и через несколько дней Вилькицкому пришлось сопровождать штабс-капитана в царскосельский дворец. Седова предупредили, чтобы он был краток. Он вспомнил все, что видел и обдумал на Колыме, когда входил в кабинет верховного владыки государства, хозяина морей, рек, лесов и тундр. В черном парадном мундире до колен, с серебряным поясом и эполетами, с треуголкой в левой руке, штабс-капитан стоял навытяжку перед его величеством – невзрачным пехотным полковником, с тусклыми глазами, рассеянно перебирающим пуговицы на своем мундире. Штабс-капитан был более чем краток, – он оборвал свой рассказ на середине, пораженный скучающим и почти тоскливым взглядом верховного собеседника. Царь сказал с механической улыбкой:

_ – Спасибо. – И на этом оборвались и беседа, и все утопические надежды пылкого и наивного гидрографа.

Планы состояния льдов, карты и планы мензульных и глазомерных съемок экспедиции на Колыму были пронумерованы аккуратными архивариусами Главного гидрографического управления, они заняли место в указателе картографических материалов, составлявшемся с 1734 года.

Но все же в 1911 году Седов испытал нечто похожее на гордость и удовлетворение: пароход «Колыма», первый в истории пароход, вошел в исследованное Седовым устье реки. О выполнении решительных преобразований, которые наметил Седов для Колымского края, пришлось пока забыть. Но приятно было, что труд не пропал совсем даром.

В конце июня Седов венчался с Верой Валерьяновной. В тот же день молодые выехали в Архангельск. В этом же поезде в третьем классе ехали семеро спутников-рабочих, а в багажном вагоне были ящики с инструментами для наблюдений и съемок, ящики с консервами и палатки.

Свадебное путешествие было переполнено хлопотами о снаряжении гидрографической экспедиции. За пять дней в Архангельске нужно было закупить провизию, строительные материалы, карбасы и теплую одежду, а также подыскать недостающих трех человек в команду. Кроме того, у астрономического столба на стенке дирекции порта Седов несколько раз определял время, чтобы привести в порядок свои хронометры и на местной метеорологической станции выводил поправки анероидов.

В полночь 21 июля пароход «Великая княгиня Ольга Константиновна» отплыл из Архангельска с участниками экспедиции на борту. Через три дня «Ольга» вошла в губу Крестовую на северном острове Новой Земли и бросила здесь якорь. Неприветливо встретила Новая Земля исследователей. Два дня дул десятибальный «сток» ветер с востока. Выгружаться на берег нельзя было. Седов записал в свою тетрадь, как выглядит губа Крестовая. Это описание сделано сжатым языком навигатора и составителя карт – оно точно, полно и в нем нет ничего лишнего. Стачала о том, что при подходе с моря к губе Крестовой открываются на заднем плане губы остроконечные вершины, покрытые вечным снегом и тесно друг к другу прилегающие, В ясную погоду они видны за пятьдесят с лишним миль. По мере приближения судна к берегу все более вырисовывается обрыв Таран, удивительно похожий на форштевень броненосца, – он обращен на северо-восток. «Южный берег губы, – писал Седов, – представляет собой возвышенную холмистую поверхность, спускающуюся отлогими уклонами к морю… Берег изрезан оврагами, по которым стекают в губу ручьи и падают водопады.