Седьмой сын - [26]

Папа ни о чем не говорил. Это было ни к чему. Оба они знали, что у Алвина-младшего есть дар заставлять веши вести себя нужным образом, этим же занимался и Папа. К закату алтарь был собран и окрашен. Они оставили его сохнуть и, когда возвращались домой, Папина рука лежала на плече Алвина. Они шли вместе так легко и ровно, как будто были одним телом и Папина рука всегда росла из шеи Алвина. Алвин мог чувствовать биение пульса в Папиных пальцах и ритм его был тем же, что и у крови, пульсирующей в его гортани. Когда они вошли, Мама хлопотала у очага. Она обернулась и посмотрела на них, «Ну как?»

«Это лучшая из всех деревяшек, которые я видел», сказал Алвин-младший.

«Сегодня в церкви не было никаких несчастных случаев», сказала Мама.

«У нас тоже все было отлично», ответил Папа.

За всю жизнь Алвин так и не смог догадаться, почему Мамины слова прозвучали как: «Я никуда не ухожу», а Папины: «Оставайся со мной всегда». И было ясно, что так показалось не только ему, потому что в этот момент растянувшийся у огня Мишур посмотрел на него и подмигнул так, что кроме Алвина-младшего этого не было видно никому.

Глава 8 ГОСТЬ

Преподобный Троуэр редко позволял себе потворствовать слабостям, но перед ужинами у Виверов по пятницам он устоять не мог. Вернее было бы сказать, обедами, потому что держащие лавку с мастерской Виверы прекращали днем работу только на несколько минут, чтобы перекусить в полдень. И отнюдь не количество еды, а качество ее заставляли Троуэра приходить сюда каждую пятницу. Говорили, что у Элеонор Вивер и старая деревяшка будет иметь вкус тушеного кролика. К тому же Армор-оф-Год Вивер «Армор-оф-Год (ARMOR-OF-GOD) – Доспех Господа» был примерным прихожанином и с ним было можно отвести душу в достойной беседе. Не столь изощренной, конечно, как с высокообразованным прихожанином, но это было лучшее, что было доступно ему в этой варварской глуши.

Обычно они обедали в задней комнате виверовской лавки, которая была одновременно кухней, мастерской и библиотекой. Время от времени Элеонор помешивала что-то в кастрюлях и тогда ароматы дневной выпечки и варящейся оленины смешивались с запахами варящегося мыла и жира, используемого в этих местах для изготовления свечей. «О, у нас тут всего понемножку», сказал Армор, когда преподобный Троуэр посетил его впервые. «Мы делаем веши, которые каждый фермер в округе может сделать сам, – но мы делаем их лучше и поэтому, покупая их у нас, они экономят время, нужное им для того, чтобы расчистить, вспахать и засеять больше земли». Сама лавка была уставлена до потолка полками, которые были полны товарами, привезенными фургонами с востока. Хлопковые ткани, спряденные прялками и паровыми ткацкими станками Ирраквы, оловянные тарелки, железные кастрюли и кухонные плиты из литейных цехов Пенсильвании, тонкая керамика, шкафчики и сундучки от мастеров Новой Англии, и даже несколько драгоценных мешков со специями, привезенными в Новый Амстердам из Азии. Армор Вивер признался однажды, что закупить все эти товары стоило ему всех его сбережений, и нет никакой уверенности, что он сможет преуспеть здесь, на этих малозаселенных землях. Но преподобный Троуэр заметил, что у его лавки неизменно скапливается множество фургонов, съезжающихся сюда с низин Уоббиш, и даже несколько с запада, с далекой Нойзи-ривер. И теперь, пока они ждали когда Элеонор объявит, что тушеная оленина готова, преподобный Троуэр задал беспокоивший его уже долгое время вопрос. «Я видел, как они увозят товар», сказал он. «Но я никак не пойму, чем же они расплачиваются. Никто в этих краях не зарабатывает денег, и на восток тут тоже много не наторгуешь».

«Они платят салом и углем, древесиной и, конечно же, провизией для Элеонор, меня и… еще для кое-кого, кто скоро может появиться». И дураку стало бы понятно, что Элеонор уже так располнела, что прошло уже не менее половины срока беременности. «Но в основном», сказал Армор. «Они берут в кредит».

«В кредит! И это фермеры, чьи скальпы, может так случится, уже следующей зимой будут проданы в Форт-Детройте за мушкеты или выпивку?» «Тут у нас больше разговоров о Краснокожих, чем настоящей опасности», сказал Армор. «Здешние Краснокожие вовсе не дураки. Они слышали про Ирракву, и что там у них есть места в Конгрессе, как и у Белых, и что они имеют такие же мушкеты, лошадей, фермы, поля и города, как и в Пенсильвании, Саскуахэнни или Нью-Орэндж. Они знают и об индейцах-чероки в Аппалачах, обрабатывающих там землю и сражающихся рука об руку с Белыми повстанцами Тома Джефферсона за то, чтобы их страна была независима от Короля и французов». «Я думаю, они могли бы также заметить постоянный поток лодок, плывущих вниз по Хио, движущихся на Запад фургонов, срубленные деревья и растущие бревенчатые дома».

«Я думаю, вы отчасти правы, Ваше Преподобие», сказал Армор. «Я думаю, Краснокожие могут выбрать любой из двух путей. Могут постараться поубивать нас всех или поселиться и жить среди нас. Жить с нами будет для них нелегко – они не привыкли к жизни в городах, а это самый привычный Белым образ жизни. Но бороться с нами еще хуже, потому что тогда они все погибнут. Им может показаться, что убивая одних Белых, они испугают остальных и заставят их уйти. Ведь они не знают, как обстоят дела в Европе, как мечта о собственной земле гонит людей за 5000 миль, где им предстоит работать тяжелее, чем когда-либо приходилось в их жизни, хоронить детей, которые могли бы выжить на родине, и рисковать получить томагавком по голове, потому что лучше быть самому себе хозяином, чем служить любому господину. Кроме Господа Бога».