Седьмой принцип - [6]

В этот критический момент кто-то поймал его левую руку и защелкнул на ней браслет наручников. Второй браслет был тут же пристегнут к решетке балкона, сваренной из толстой арматуры. В тот же миг спасительный штырь, устав сопротивляться, окончательно поддался, сгибаясь пополам, куртка с него соскользнула, и Веня повис на необычной, но очень своевременно подоспевшей страховке. От рывка браслет съехал вверх и, сорвав кожу, впился в запястье, но это уже были мелочи по сравнению с тем, что случилось бы, продолжи он свой полет.

В глазах у Вени совсем потемнело, в ушах стоял оглушающий, прямо-таки набатный звон, а сам он, по его ощущениям, завис где-то между жизнью и смертью. Эта территория казалась нейтральной и, конечно, отличалась от смерти в лучшую сторону, но и для жизни мало подходила. Веня чувствовал всю шаткость своего положения, поэтому боялся шевелиться и даже дышать. Все виделось ему темно и расплывчато, словно в поздние-поздние сумерки, какие-то тени неясные, какие-то всполохи. Потом он увидел, как одна из теней сгустилась, нависла над ним и материализовалась. Перегнувшись через перила, тень ухватила его за пояс штанов и, сопя и отфыркиваясь от усилия, затянула на балкон.

С неба донесся выдох разочарования.

Проигнорировав это обстоятельство и убедившись, что поверхность под ним твердая и он никуда больше не движется, Веня закрыл глаза и на некоторое, как выяснилось позже – продолжительное, время исчез из пределов собственного сознания.

Глава 2 Мариновое варенье

Аттракцион назывался «Мертвая петля».

Он возвышался в самом центре парка культуры и отдыха и был виден издали, из любого его уголка. Ну, так Вене казалось в свое время. Высоченная решетчатая ферма вдруг вздрагивала и приходила в движение, заваливаясь навзничь, и тогда конический снаряд-противовес по крутой дуге нырял вниз, а на смену ему с противоположной стороны в ярко-голубое небо возносился, весело гудя пропеллером, двухместный самолетик, слепленный из труб и фанеры по образу и подобию легендарного «ишачка» И-16. Самолетик умел выполнять только мертвые петли и в руководстве в общем-то не нуждался, но его пассажиры были все же и пилотами тоже. Вцепившись руками в поручни и повисая на пристяжных ремнях, они, холодея спиной, но с горящими глазами и визжа от восторга, запрокидывались в этот веселый ужас. Смысл упражнения в том и заключался, чтобы из кажущегося бесконечным погружения вынырнуть на легких крыльях преодоления. Десяток головокружительных переворотов – и полет закончен, и вот ты уже на земле, ты летчик и ты герой, но делаешь вид, что это пустяки, детская забава, а ты способен на настоящее приключение. Теперь-то уж точно способен.

А у Вени совсем не было желания лезть в кабину этого самолета, даром что агрегат не мог улететь далеко и высоко, но Юлька, рыжая девчонка из соседнего дома, была заводилой в их компании, и она сказала: «Будем летать!» Полет в денежном выражении стоил сущую безделицу, и мелочи, которой они наскребли по карманам, хватило на билеты для всех, кроме самых младших, которых и так не пустили бы. Юлька, как всегда она это делала, гордо и независимо улыбаясь, первой забралась в переднюю кабину. Он, как всегда это делал, потому что не мог уступить девчонке по идейным соображениям, забрался следом за ней в кабину на место сзади. Уже ощущая внутреннее онемение и вымученно улыбаясь застывшей и несколько съехавшей на сторону улыбкой.

Служитель пристегнул их ремнями к сиденьям, показал, как и за что следует держаться, пообещал, что ничего страшного не случится, и пытка началась.

С чем это можно сравнить? Да ни с чем! Его словно отправили в полет, а жилы привязанного тела прибили колышками к земле. И он делал виток за витком, а жилы все тянулись и тянулись, наматываясь на ось вращения, и это было бесконечно и невыносимо, и не было никаких сил терпеть. Но он, конечно, дотерпел до конца. Потому, что все равно некуда было деться и потому, что впереди визжала от притворного ужаса Юлька.

До этого дня подобных ощущений и в таком количестве он не переживал ни разу, поэтому они ударили по нему наотмашь и оглушили. А следом добавила Юлька.

– Что-то ты, Венечка, зеленый стал? – розовощекая и конопатая, ехидно спросила она его на земле. – Штанишки-то сухие?

– Укачало маленько, – ответил он и, хрустнув зубами, оскалился в улыбке, словно лис, зажатый в угол курятника. Так ведь он и был Лисом. Тем, который только что выбрался из угла.

После этого случая он еще трижды, сам, без друзей, забирался в кабину «ишачка» и совершал на нем свой маленький, никому не нужный и никому не видимый подвиг, но облегчения это ему никакого не приносило и привыкания к высоте не происходило. Страх даже не высоты как таковой, а открытой ревущей пропасти рядом жил в нем, словно был задан на генетическом уровне. Может быть, чтобы избавиться от него, необходимо полное переформатирование? Так он готов! Но вот что еще интересно: летать на больших настоящих самолетах он не боялся совершенно. Наоборот, ему это даже нравилось, поэтому весь полет он, восхищенный, проводил с приникшим к иллюминатору лицом. Дело, видимо, было в наличии иллюминатора, а вот стоило бы его убрать – и все, затосковал бы смертельно. Свой страх он, конечно, тщательно скрывал, как ни в чем не бывало продолжая участвовать во всех затеях дворовой ватаги, предводительствуемой все той же рыжей Юлькой. А ее, словно нарочно, тянуло куда повыше, то на мачту освещения забраться, то на верхний этаж строящейся высотки, а то и на самую верхотуру, на отдыхающий летом большой трамплин для прыжков на лыжах. Вот уж где он страху натерпелся… Позже, поняв наконец, что тренировками изжить боязнь высоты не удастся, он стал сторониться подобных приключений. Осторожно, как бы невзначай, сменил интересы и компанию, записавшись в кружок какого-то моделирования, потом их было немало разных. С этих кружков, собственно, и началось его восхождение к настоящему мастерству.