Седьмой круг ада - [44]

Некоторое время они молчали. Потом Юра тихо сказал:

— Леня!.. Слышите, Леня? А ведь я вам все наврал. Никакой тетки у меня в Севастополе нет.

— Твое дело. Хочешь — врешь, хочешь — правду говоришь, — философски отозвался в темноте Ленька, не спеша жуя хлеб.

— У меня тут человек один… Он для меня все равно как родной… — доверительно продолжал Юра.

— Ну и чего ж ты к нему не пошел? — спросил Ленька, не переставая жевать.

— Так он в крепости.

— Служит, что ли?

— Нет.

— Арестованный?

Юра промолчал.

— Паршиво, — задумчиво сказал Ленька. — Из крепости за здорово живешь не сбежишь! Там стены по восемь аршин толщины… А он что же — за красных, тот человек?

— За красных, — с неожиданной гордостью за Кольцова и одновременно за себя ответил Юра.

— Я тоже за красных, — сообщил Ленька. Задумчиво продолжал: — Если выручить его хочешь, подкоп надо делать… Или напильник передать. Он решетки перепилит — и тю-тю.

— Хорошо бы, — грустно сказал Юра. — А только где он там? Крепость во-он какая, как найти?

— Давай спать, — сказал Ленька. — Выспимся, а потом еще подумаем, на то и голова дана. Утром не придумаем, так через день. Нам бы деньжатами разжиться… С деньгой, брат, любое дельце обтяпать можно!

И снова наступила тишина.

— Лень, а Лень! Рубль у меня уже есть.

— Рубль… Ха! Тут, может, миллион нужен. И уж никак не меньше тысячи!

Долго они, лежа в темноте, перебирали разные варианты, как в короткий срок и наверняка достать много денег. Ленька сказал, что самый лучший способ — украсть.

— Украсть? — Юра замер. Ему чуждо было само это слово, чужда была даже мысль о воровстве.

— Ну, не украсть, — поправился Ленька. — Называй по-другому… экс… при… при… Есть такое слово, только я его забыл. Это когда не крадут, а отбирают у тех, у кого деньги лишние.

— Экспроприировать? — легко выговорил Юра.

— Во! — обрадовался Ленька. — Буржуи, которые сейчас сюда понаехали, жутко богатые. Их красные отовсюду прогнали, так они все свои денежки с собой прихватили — и сюда. Любого буржуя тряхни, и у тебя миллион в кармане!

— Так сразу и миллион? — недоверчиво спросил Юра.

— А то и поболе… Ну, спи! Утро вечера мудреней.

Юра поворочался на сене и тряпье, представляя, как однажды он увидит живого и невредимого Павла Андреевича, и как они после этого вместе будут воевать… А рядом с ними будут воевать и Красильников, и Фролов, и Наташа, и даже Ленька — он ведь тоже за красных!..

Ленька разбудил его рано — потряс за плечо, пропел:

— Вставай, поднимайся, рабочий народ!.. Пойдем на барахолку. Там с утра буржуев навалом. Будем деньги лопатами загребать!

Севастопольская барахолка находилась на пустыре, окруженном со всех сторон старыми кряжистыми акациями. Она была намного благообразнее и степеннее, чем, скажем, барахолка где-нибудь в Одессе или в Херсоне. Уверенные в себе спекулянты привычно ходили по кругу, вполголоса расхваливая свой товар. Но покупателей было немного. С тех пор как Деникин терпел сокрушительные поражения, многие стремились продать и мало кто хотел купить. Белый корабль тонул. И на барахолке это особенно чувствовалось.

Юра и Ленька внимательно наблюдали за толпой спекулянтов из-за шатра цирка шапито, похожего на разукрашенную бонбоньерку. Там внутри звучал оркестрион, раздавались резкие, отрывистые команды, гремели аплодисменты.

Юра вспомнил, как давным-давно он ходил с папой и мамой в цирк. Это было в Киеве. Ему купили мороженое. Он ел мороженое и смотрел, как танцевали неуклюжие слоны и уморительные медведи. С тех пор звуки бравурной музыки, запах цирковой конюшни и вкус холодного, нежно тающего во рту мороженого — все это сплавилось в его душе в ощущение счастья. Далекого-далекого. И то ли призрачного, то ли обнадеживающего.

И вот сейчас Юра должен был, позабыв о счастливом времени, ринуться вслед за Ленькой в толпу и делать то, против чего восставало все его существо.

— А может, лучше просить? — робко предложил он Леньке. — Я вон вчера совсем даже не просил, а мне рубль дали… А если будем вдвоем просить, за неделю свободно тысячу наберем!

— Чудак! — снисходительно ухмыльнулся Ленька. — Я пока просил, завсегда голодный был. Которые богатые — никогда не подают. Жадные! А у бедных у самих денег нет… — Он встрепенулся, жестким взглядом повел по толпе. — Смотри, вон теха идет! Вся в кольцах. Богатая, видать… Смотри!

Ленька бросился к нарядно одетой даме, пристроился рядом с ней и, жалобно скривившись, заглядывая ей в глаза, неестественно тоненьким голосом стал канючить:

— Тетенька, подайте Христа ради! Пятый день росинки маковой во рту не держал… Мамка помирает… Пятеро сестренок с голоду пухнут! — Дама даже не удостоила его взглядом. Но Ленька вдохновенно продолжал канючить, то и дело хватая даму за полы короткого, отороченного куньим мехом осеннего пальто: — Тетенька, тетенька! Помру ить я с голоду!

— Отстань! — сердито отмахнулась от него дама. Ленька вернулся к Юре с видом победителя.

— Видал? Не больно у таких разживешься!

— Чему же ты тогда радуешься?

Ленька небрежно извлек из кармана брюк небольшой дамский кошелек и, озорно подмигнув, подбросил его на ладони.

— Откуда? Откуда у тебя это?! — испуганно вскрикнул Юра.