Седьмая заповедь - [35]

Но ты ее не услышишь, подумала она, потому что я и сама не знаю ее. Она равнодушно пожала плечами.

— Понятия не имею. Может, я просто устала от него. А может, тот факт, что я смогла пойти на близость с… с другим мужчиной, стал своеобразным катализатором. Я не знаю. И теперь это совершенно не важно.

— Да. — Уоррен развернул ее лицом к себе, но на этот раз его прикосновение было спокойным и мягким. — Так что нам стоит как можно скорее начать знакомиться друг с другом.

Эвелин подняла на него глаза, полные испуга и растерянности. Уоррен смотрел на нее со спокойной уверенностью, и она опасливо спросила:

— Зачем?

— Чтобы, когда поженимся, мы не были друг другу чужими.

У нее так резко перехватило дыхание, что на мгновение закружилась голова. Эвелин покачнулась.

Подхватив ее, Уоррен с усмешкой заметил:

— Ты боялась, что я не выдержу этого испытания? Не стоит: я же говорил тебе, что не собираюсь уклоняться от ответственности.

Вот, значит, как он воспринимает меня: женщина, перед которой он несет ответственность! Эвелин гневно оттолкнула его.

— Какое потрясающее благородство! Но не стоит беспокоиться, я не собираюсь вместе с ребенком сидеть у тебя на шее. Что бы я ни решила на будущее, это мое решение, к которому ты не имеешь никакого отношения. Вот и все.

Когда Уоррен справился с удивлением от ее вспышки, лицо у него окаменело, и он процедил сквозь зубы:

— Отнюдь. Я имею самое прямое отношение к твоему состоянию. И не рассчитывай, что тебе удастся отделаться от меня. Кстати, что ты решила?

— Не твое дело. — Лицо Эвелин заливала меловая бледность, и лишь на щеках рдели гневные пятна. — Все уже решено. Я сделаю аборт.

Она никогда не видела его в такой ярости.

— Семейная традиция, не так ли? — в бешенстве прорычал Уоррен.

Эвелин отвесила ему оглушительную пощечину, звук которой разнесся в тихом утреннем воздухе. Уоррен неожиданно притянул Эвелин к себе, и она разрыдалась, уткнувшись ему в плечо: женщина, попавшая в древнюю как мир ловушку, она оплакивала все одинокие ночи, полные тревоги и растерянности. Уоррен не лез с утешениями, просто прижимал Эвелин к себе, нежно гладя по голове, пока ее рыдания не стихли и она не успокоилась.

— Прости. — Эвелин взяла чистый носовой платок, который он ей предложил, и, промокнув глаза, слабо улыбнулась. — Ты как бойскаут — всегда готов.

— Не всегда. Как, например, к этой ситуации. Она волнует меня не меньше, чем тебя.

Эвелин затравленно посмотрела на Уоррена, поёжилась и запахнула пальто.

— Мне холодно. Мы и дальше будем тут стоять?

— Нам еще есть, о чем поговорить.

— Только не сейчас, прошу тебя! — взмолилась она.

Помедлив, Уоррен кивнул.

— Хорошо. Но только если торжественно пообещаешь: ты не пойдешь делать аборт, не поставив меня в известность.

— И ты поверишь мне на слово? — с интересом спросила она.

— Да. Поверю, — спокойно и твердо сказал Уоррен.

Ее губы дрогнули в улыбке.

— А ты в свою очередь так же торжественно пообещаешь, что не будешь пытаться разубедить меня. Нет, Уоррен, никаких обещаний я тебе давать не буду. Я ничем тебе не обязана, ты сам это как-то сказал.

— Я говорил совсем о другом, и ты это отлично понимаешь.

— Возможно. Но то, что произошло между нами, совершенно несущественно. Банальная история, пустяк, о котором нам обоим не стоит и вспоминать. Всего лишь одна ночь. Во всяком случае, я именно так все и воспринимаю. Я тебе ничего не должна, и, конечно же, ты тоже мне ничего не должен — особенно приносить в жертву свободу.

— Значит, именно так ты оцениваешь ситуацию? — потемнел лицом Уоррен.

— Конечно. — Эвелин попыталась изобразить небрежный смешок. — Да неужели ты решил, что из-за ночи секса я искалечу себе всю жизнь?

— Искалечишь? — прищурился Уоррен. — Интересно, но мне почему-то кажется, что ты снова врешь.

Они услышали голоса, и Эвелин увидела группу ребят, которые через парк бежали в школу. Быстро развернувшись, она торопливо пошла по дорожке, ведущей к воротам парка.

Уоррен догнал ее, но продолжал молчать, пока они не оказались в машине.

— Почти девять. На первую встречу мы опоздали, но еще можем успеть на вторую. У тебя есть с собой косметика?

— Что? — рассеянно переспросила Эвелин. — Ах да… Должно быть, я ужасно выгляжу.

— Ты выглядишь так, словно плакала, но обаяния и привлекательности тебе это обстоятельство не убавило.

Открывавшая сумочку Эвелин замерла от неожиданного комплимента, но, справившись с замешательством, вынула косметичку и, как ни в чем не бывало, принялась приводить себя в порядок.

Они снова погрузились в молчание, пока не оказались у административного здания, которое намеревались осмотреть.

— Я позвоню в первое место, — предложила Эвелин, — и скажу, что мы задержались. Когда удобнее назначить другую встречу?

— Спроси, устроит ли их сегодня, в шесть вечера.

— Хорошо.

Созвонившись, она присоединилась к Уоррену, который уже осматривал здание. Эвелин отметила, что он не скупился на вопросы, и все его внимание поглощено делом. Уоррен был собран и деловит, и постороннему наблюдателю не могло и в голову прийти, что этот мужчина только-только услышал ошеломляющую новость о своем грядущем отцовстве. Эвелин отказалась от всяких попыток понять, каким Уоррен мог бы быть отцом, ибо никогда этого не узнает и не предоставит ему возможность это выяснить.