Седьмая встреча - [5]

Несколько раз он просыпался. И каждый раз думал, что отделался от кошмара. Но кошмар возвращался. Кроме ощущения страха, он запомнил только, что мафиози нагнал его и завладел картиной. Тогда картина выросла до своей нормальной величины. Белая собака с темными пятнами бежала к нему с поверхности картины, глядя на него глазами Руфи.

В конце концов он все-таки успокоился и проспал до девяти.

Как постоянному гостю ему на поднос с завтраком положили газету. На первой полосе была фотография Руфи. «Сбежала с собственной выставки».

Были там еще фотографии и заметка. Пока Горм читал, на него накатила тошнота. Он быстро сложил газету и вышел в ванную. Потом снова лег, позвонил портье и попросил принести ему все крупные газеты. Хотелось поскорее с этим покончить.

Как он и опасался, другие газеты были еще беспощаднее. «Скандал!» «На тропе войны». Какой-то репортер написал, что Руфь плеснула вином в лицо журналисту, пытавшемуся обменяться с ней парой слов, и выбила камеру у него из рук. Крупная фотография показывала руку Руфи со стаканом, направленную к какой-то нечеткой мужской фигуре. Вино выглядело волнистой, туманной линией.

Когда Горм все прочитал, ему стало стыдно. Не за нее, за себя. За то, что он сидит тут и читает то, что написали о ней газеты. За то, что тысячи людей, не имея ни малейшего понятия о том, как все было на самом деле, читают сейчас то же самое. Стыдно за людей, которые упиваются такими статьями. И не могут без них обходиться.

Любой человек по своей вине или из-за какого-нибудь неосторожного поступка может оказаться в центре внимания и стать достоянием общественности. И тогда все получают неоспоримое право рвать его в клочья. И пусть бы он защищался не менее храбро, чем Руфь, он никогда не сможет выйти победителем.

Неожиданно в воображении Горма всплыла сцена, произошедшая в день открытия новой служебной пристройки к его магазину. Правление, служащие и группа случайных гостей окружили его и журналиста, задавшего ему личный вопрос:

— Это правда, что у вас много лет были интимные отношения с любовницей вашего отца?

К горлу опять подступила тошнота. Минуту Горм не спускал глаз с газет, разбросанных по кровати. Потом начал их рвать. Он рвал газету за газетой и запихивал в корзину для бумаг. Когда с газетами было покончено, он выставил корзину в коридор и запер дверь. Схватив телефонную трубку, он набрал номер галереи.

Ему ответила служащая.

— Моя фамилия Нессет. Я брат Руфи Нессет. Мне нужно поговорить с нею. Особенно после того, что я прочитал в сегодняшних газетах. Это очень важно.

— Ее здесь нет.

— К сожалению, я потерял записную книжку и не помню ни адреса, ни телефона. Выручите меня, пожалуйста. Это очень важно, — повторил он.

Трубка молчала. Горм слышал, как служащая с кем-то переговаривается.

— Простите, у нас нет ее телефона.

— А адрес?

Молчание. Настороженное молчание.

— Вы ее брат?

— Да. К сожалению, я опоздал на открытие выставки. Подвел самолет. Я в отчаянии. Вы понимаете?

Опять бормотание.

— Она живет на Инкогнитогата.

— А номер дома? — спокойно спросил он, но рука с ручкой дрожала.

Записав номер дома, он сердечно поблагодарил служащую.

* * *

Это был старинный трехэтажный особняк с башенкой. Маленький палисадник, живая изгородь, покрытые снегом деревья. Во всех окнах, выходящих на улицу, горел свет, в первом этаже свет был не такой яркий. Он нажал на верхнюю кнопку, на которой было написано: «Р. Нессет».

Пока ждал, он собрался с мыслями и приготовил первые слова, которые хотел сказать. Но ему никто не открыл. Внутри было тихо. Горм позвонил еще раз. Тишина. Позвонил в третий раз. Подождал. Позвонил соседям на первом этаже и снова подождал. Спустился с крыльца в палисадник.

Летел снег. Горм откинул голову, пытаясь заглянуть в окна. Снежинки падали ему на лицо и таяли, оставаясь целыми только на стеклах очков. Через мгновение он уже ничего не видел.

Кто-то же должен там быть! Он вытер очки не совсем чистым носовым платком и отошел поближе к железной изгороди, чтобы лучше видеть. Это ничего не дало. Он перешел через улицу, надеясь оттуда заглянуть в комнаты. На втором этаже был виден только свет и большие картины. И ни души. Никакой рыжеволосой головы.

Горм рассердился. Он чертыхнулся про себя, поднялся на крыльцо и позвонил сразу несколько раз. Где ей еще быть после таких заголовков в газетах, где ей еще и быть, как не дома! Он посмотрел на часы и приказал себе звонить через каждые три минуты.

После пятого раза он сдался и сунул замерзшие пальцы в карман пальто. Там лежало письмо, которое он собирался занести в галерею, чтобы его передали Руфи. В двери была щель для писем с медной крышкой. Через мгновение письмо уже было в квартире. Наклонившись и заглянув в щель, Горм увидел его. Он опустил медную крышку.

На улице он поднял воротник пальто. Видимо, Руфь первым же самолетом улетела в Берлин. Или в Нью-Йорк, кто знает.

Он брел мимо выступающих карнизов домов, заснеженных деревьев и башенок со шпилями. И думал со злостью, что мог бы быть рассыльным или почтальоном. И разносить товары, письма и газеты совершенно безвозмездно, ведь он все равно ходит по одному и тому же маршруту вокруг дома Руфи на Инкогнитогата.