Седина в бороду - [10]

Тут сэр Мармадьюка с силой ткнул тростью в грудь всадника. Брендиш, опешив, уставился на бледное породистое лицо, на глаза, излучавшие презрение и, казалось, смотревшие сквозь противника, на губы, скривившиеся в надменной улыбке. Голос наглеца, осмелившегося ударить эсквайра, был полон холода.

– Убирайся-ка отсюда, приятель!

Брендиш наклонился и злобно ощерился.

– Что?! Да ты знаешь, с кем… да я тебе…

– Прекрасно знаю! – спокойно ответил сэр Мармадьюк. – Вы, любезный, та самая болезнь, от которой следует избавиться, та чума, та отвратительная язва, что отравляет людям жизнь.

Брендиш замахнулся кнутом, но сэр Мармадьюк хладнокровно отразил удар и сделал молниеносный ответный выпад, снова ткнув противника концом трости в грудь. Тот покачнулся в седле, лошадь беспокойно переступила. Сделав отчаянное усилие, чтобы удержаться, Брендиш пришпорил всхрапывающую лошадь и направил ее прямо на Мармадьюка, но тот проворно отскочил и нанес два новых стремительных удара. Лошадь испуганно заржала, взбрыкнула и понесла своего всадника прочь, не обращая внимания на его злобные вопли. – А теперь, дорогая Ева-Энн, – сказал сэр Мармадьюк, одергивая сюртук, продолжим наш путь.

– О, Джон, с тобой все в порядке?

– Да, и более того, я чувствую себя на удивление молодым!

И они свернули на лесную тропинку. Девушка шла рядом, так близко, что их руки соприкоснулись, и джентльмен даже почувствовал ее свежее дыхание на своей щеке. Ему вдруг пришли на ум фиалки в росистых лесах, парное молоко и залитые солнцем стога сена.

– Он готов был убить, Джон. Мне показалось, что лошадь вот-вот тебя затопчет! О, Джон, если бы он это сделал…

– Успокойся Ева-Энн, дитя мое, и перестань дрожать…

Он обнял ее за плечи, и девушка прильнула к нему с такой доверчивостью, что он почувствовал, как от прикосновения этого стройного и крепкого тела к нему возвращаются и молодость, и прежняя сила, и даже безрассудство.

– О, Джон, – прошептала девушка, – о мой добрый друг Джон, завтра мне будет стыдно, но сейчас… Ты такой сильный и храбрый! И сегодня…

– Сегодня, – вздохнул сэр Мармадьюк, склоняясь к прекрасному девичьему лицу. – Сегодня… – Его губы приблизились к губам девушки. – Сегодня, дитя мое, ты нашла истинного друга, такого старого, что он годится тебе в отцы. – И, решительно подняв голову, он самоотверженно уставился на безмятежную луну.

– Нет, правда, Джон, я предпочла бы, чтобы ты был моим другом.

– Ты доверяешь мне, дитя мое?

– Да, друг Джон, и это так странно, ведь мы знакомы совсем недолго.

– Два часа! – откликнулся он. – И скоро расстанемся!

– Ты далеко держишь путь, Джон?

– В Лондон.

– Но, быть может, ты когда-нибудь вернешься и… Чш! – Она оторвалась от него. В ночной тишине отчетливо послышался стук копыт. – Это возвращается эсквайр Брендиш! Давай свернем с тропы, Я боюсь, что…

– Ты хочешь, чтобы я убежал?

– Нет, только… Иди за мной, Джон.

– Куда?

– В мой храм. Скорей же!

Она крепко схватила его за руку и потащила вверх по травяному склону, они пробрались через пролом в живой изгороди, перебежали поле, за которым виднелся темный таинственный лес.

– И где твой храм, дитя мое?

– Я покажу. И потом, это самая короткая дорога к Монкс-Уоррен.

Взявшись за руки, они скрылись в тени деревьев.

Глава V,

в которой ничего не происходит

Сквозь густую листву деревьев лился призрачный лунный свет. Сэр Мармадьюк следовал за своей юной спутницей. Тропинка петляла среди кустов и высоких стволов старых деревьев. Нашему герою казалось, что он оказался в сказочном лесу, полном тайн и волшебства, а девушка виделась ему то дриадой, то ночной колдуньей. Здравый смысл, рассудительность, а вместе с ними и пресловутый средний возраст были напрочь забыты. Время словно совершило скачок назад, скучные дни и не менее скучные вечера канули в небытие, растворившись в чудесной ночи, над которой властвовали безмятежная, загадочная луна и абсолютный покой. Сэр Мармадьюк следовал за прелестной Евой-Энн через лес, полный таинственного очарования. Молодость стремительно возвращалась.

– Джон, – вдруг прошептала девушка, – если эльфы и феи существуют на самом деле, то они сейчас где-то рядом, веселятся и танцуют под луной. Я люблю здесь каждое дерево, каждый лист, каждую веточку. Послушай, Джон, эта тишина словно неслышная прекрасная музыка… А вот и мой храм. Я часто прихожу сюда, чтобы побыть одной, подумать и помолиться. Здесь мой алтарь.

Они вышли на небольшую поляну. Крошечный пятачок травы обступали могучие исполины, сверху нависали кроны деревьев. Взгляд сэра Мармадьюка упал на большой выщербленный камень, глубоко ушедший в землю.

Сэр Мармадьюк склонил голову.

– Да, – задумчиво сказал он, – это самое лучшее место для девичьих молитв, поистине Храм Божий.

– О, Джон, – вздохнула она, – теперь ты говоришь совсем как наш пастор. Отныне я буду молиться здесь и за тебя. – Она помолчала и тихо добавила: – За твое счастье.

– За мое счастье… – грустно повторил он. – Счастливы лишь юные, а юность моя умчалась.

– Но, Джон, ведь с возрастом приходит мудрость, а вместе с ней доброта и знание.

– Увы, не всегда! Чаще возраст приносит с собой болезни, обманутые надежды, горькие разочарования и, конечно же, морщины и седину.