Седая Борода - [48]

— Джек, благодаря тебе мы прекрасно проводим время, а мне даже как будто нечем отплатить. Могу я что-нибудь сделать? По правде говоря, мне неясно, почему меня сюда пригласили.

Не переставая гладить руку своей очередной приятельницы, темноволосой зеленоглазой красотки, Пилбим ответил:

— Тебя пригласили, чтобы составить компанию некоему Олджи Тимберлейну, хоть он и не заслуживает такой благодати. И ты уже присутствовала на некоторых его занятиях. Разве этого недостаточно? Забудь про все и развлекайся. Выпей еще. Усиленное потребление патриотично.

— Я развлекаюсь, но мне хочется знать, не могу ли я что-нибудь сделать.

Пилбим подмигнул своей зеленоглазой подружке:

— Это тебе лучше узнать у Олджи, детка.

— Я очень упряма, Джек. Я хочу получить ответ.

— Пойди и спроси Билла Доусона. Это его забота. А я просто плейбой в ДВСИ — меня называют Теплым Душем. И в следующую среду мне, может, опять придется лететь в далекие края.

— Но, дорогой, ты же говорил… — возмутилась зеленоглазая красотка. Пилбим приложил палец к ее блестящим губам.

— Тс-с, моя крошка, твой Дядюшка Сэм должен быть прежде твоего Дядюшки Джека. Но сегодня, поверь мне, первым будет Дядюшка Джек — в переносном смысле, конечно.

В зале померкли огни, послышалась барабанная дробь. Затем наступила тишина, и Дасти Дайк, проплыв по воздуху на огромной долларовой банкноте, приземлился на сцене. Это был почти устрашающе обыкновенный человек невысокого роста, в помятом костюме. Он заговорил монотонным хрипловатым голосом:

— Как видите, я оставил свой старый трюк, который состоял в том, чтобы не пользоваться никакими трюками. Не в первый уже раз экономика этой страны сыграла со мной — а я с ней — злую шутку. Добрый вечер, леди и джентльмены, и это так, а не иначе, потому что он может оказаться для вас последним. В Нью-Йорке — а я прибыл оттуда, и налоги там столь высоки, что мне пришлось воспользоваться парашютом, — так вот, в Нью-Йорке очень любят партии, в чьих программах значится Конец Света. Потрите друг о друга два моральных принципа — получится черт знает что. Потрите черт знает что черт знает чем — получится то, о чем ему тоже известно. Но догадывается ли он, что стало с сенатором Малгрейвом? — Последняя реплика вызвала жидкие аплодисменты. — О, я вижу, некоторые из вас слышали о сенаторах? Когда я прибыл сюда, друзья мне сказали — а друзья это люди, которые могут поставить вам одну выпивку и выдержать вас в течение одного вечера, — так они сказали мне, будто в Вашингтоне население политически неграмотно. Точнее говоря, они выразились иначе: никто, мол, больше не ходит фотографировать статуи в Белом Доме. Но может быть, состояние политики не так важно, как состояние граждан? По крайней мере, они не беднее, чем пайщики фирмы, торгующей контрацептивами.

— Я не слышу, что он говорит, или ничего не понимаю, — прошептала Марта.

— Мне тоже кажется, это не очень остроумно, — согласился Тимберлейн.

Положив руку на плечо своей приятельницы, Пилбим пояснил:

— Тут и нет ничего остроумного. Только нелепость — так это называют. — Тем не менее сам он расплывался в улыбке, подобно многим другим зрителям. Заметив это, Дасти Дайк предостерегающе покачал пальцем — до сих пор он не сделал ни одного жеста.

— Улыбаться нет смысла, — продолжал он. — Мне доподлинно известно: все вы сидите тут голые под своими одеждами, но вам меня не смутить — я хожу в церковь и каждое воскресенье слушаю проповедь. Мы — порочная и беспутная нация; я говорю это с не меньшим удовольствием, чем священник. И я не могу сказать ничего плохого о моральных принципах, кроме того что они устарели.

Жизнь ухудшается с каждым днем. В Калифорнии Верховный суд перестал осуждать преступников на смерть — теперь их осуждают на жизнь. Как сказал один человек: невинности уже нет, есть лишь нераскрытое преступление. За последний месяц только в штате Иллинойс совершено столько тяжелых сексуальных преступлений, что мы уже можем считать себя потенциальными жертвами.

Будущее человека беспросветно черно — не подумайте, будто это просто излюбленная краска моего воображения. Однажды два сексуальных преступника обсуждали свои делишки в Чикаго. Один из них, Бач, говорит: «Слушай, Сэмми, что тебе больше по душе — убивать женщину или думать об убийстве?» — «Сам не знаю, Бич, а тебе?» — «Все время думать о том, как я убиваю женщину!» — «А почему?» — «Тогда попадаются более романтичные женщины».

Еще несколько минут человек с детским лицом и в сомнительном костюме отпускал свои сомнительные шутки. Потом он скрылся — в зале зажегся свет, и раздались аплодисменты.

— Выпьем еще, — предложил Пилбим.

— Это же ужасно! — возмутилась Марта. — Просто пошлость какая-то!

— Его надо послушать хотя бы раз пять, чтобы оценить, — сказал Пилбим. — Он — голос нашей эпохи; вот в чем секрет его успеха.

— Он вам понравился? — спросила Марта зеленоглазую девушку, — Ну, я думаю, да. То есть с ним как-то уютнее становится.

Но смотри, не ошибись. Я хочу сказать, что ты теперь достаточно взрослый и должен знать, какую большую ошибку я совершила, когда вышла за твоего отчима. У Кейта есть положительные стороны, но он ужасно ненадежный человек; иногда я просто жалею, что не умерла. Не хочу вдаваться в подробности.