Сделка - [17]

Город ждал. Это ожидание было томительным и страшным, сводящим с ума неопределенностью и нескончаемостью. Казалось, и руины, и уцелевшие дома в центре, и деревья — весь город припал к земле, настороженно и чутко, будто завидевший охотников волк.

Володька Градов покосился на стоящего рядом ефрейтора с «мазутными»[9] погонами, обстоятельно смолящего «Астру», и попросил:

— Слушай, брат, оставь докурить.

Ефрейтор — плечистый, румяный парень — осмотрел Володьку, затем взглянул на «бычок», словно отмеривая дозу, затянулся еще раз и равнодушно протянул окурок. Володька аккуратно принял подарок, пару раз с наслаждением глотнул резкий табачный дым и, благодарно улыбнувшись, кивнул:

— Спасибо, брат.

— Да ладно, — ефрейтор вздохнул. — Ты откуда, зяма?

— С Воронежа.

— «Чижара»[10], что ли?

Володька не любил армейских градаций — «чижик», «фазан», «зверь», — поэтому лишь пожал плечами.

— Первые полгода, — объяснил он.

— А-а, — протянул ефрейтор. — «Зверек», значит. Ну, ясно, — он отвернулся и уставился на застывшие, черные, без единого огонька дома. Хотя оставшиеся после авиабомбежек руины даже домами назвать было нельзя. Одна стена, две, реже три. Сохранились, правда, кое-где и почти целые пяти-шестиэтажки, но таких было совсем мало. По пальцам пересчитать. В основном же окраины Грозного превратились в развалины, и жили тут только бродячие псы.

Володька затянулся, теперь уже неторопливо, со вкусом, прикинул, что хватит еще тяги на три-четы-ре, а если не бояться обжечь пальцы, то и на все пять. Можно посмаковать. Табачная дурь шибанула в голову, все поплыло, завертелось, глаза полезли из орбит, и захотелось нажать на них пальцами, чтобы вдавить обратно. После двух дней без курева — хорошо…

Он перевел дыхание, поправил висящий за спиной автомат и оглянулся. В ночи громко и зло, словно сытые псы, рычали двигатели «Т-80», но темнота делала их практически невидимыми. Володька различал лишь пару ближайших «БМП». Впрочем, может, оно и к лучшему.

Ефрейтор вздохнул, прокашлялся и харкнул мокротой в развороченную гусеницами грязь.

— Вот б…и, — пробормотал он. — Под самый Новый год сюда швырнули. Не дали праздник на гражданке встретить. Суки. Веришь, нет, — бухнул ефрейтор через плечо, — я уже два месяца как на дембеле должен быть. Прикинь, службу оттащил и в это говно влез. А может, еще успею? К Новому году-то? Как думаешь? Перемочим мы черножопых до праздника?

Володька не нашел, что сказать.

— Ну, вы-то, «звери», ладно, — продолжал развивать свою мысль ефрейтор. — Вам еще службу тянуть и тянуть. А мы-то, дембеля, какого х… здесь делаем? Суки, — еще раз с нескрываемой ненавистью выдохнул он. — Прикинь, наших тут — пятеро. И все с Тамбова. Все по дембелю. Мне пацан со штаба звякнул. Прикинь. А никого ни хрена не вижу.

— Ты откуда? — спросил Володька, справедливо решив, что разговор, пусть и такой, все же лучше томительного ожидания.

— Сказал же, с Тамбова, зяма, — ефрейтор повернулся, дохнув Володьке в лицо стойким запахом перегара.

— Нет, я имею в виду, где служил?

— А тебе-то что?

— Да ничего, в общем-то, — согласился Володька, бросая окурок в липкий жидкий снег и растирая его носком сапога. Сделав это, он так же, как и ефрейтор, поправил автомат, поймав себя на мысли о том, что у большинства солдат совершенно одинаковые жесты. — А в город нас чего кинули, не знаешь?

— Хрен его знает, — дернул плечом ефрейтор. — Одни говорят — проходы к дворцу Дудаева щупать, другие — дороги к горам перекрывать, а я так думаю, что просто надо «духов» побольше замочить. Чтобы напугать всех этих черножопых. — Ефрейтор неожиданно повернулся на каблуках и в упор уставился на Володьку. — Ну, чего пялишься, зяма?

— Ничего, — Володька отвел взгляд.

— Весь, б…и, Новый год испортили, — с пьяной настойчивостью выругался ефрейтор. — У меня кореша были, ушли все позже, чем я. На неделю, на две. Миха Трактор, падло, даже на три. А я, веришь, в конце сентября ушел и до сих пор службу тяну. Пацаны на гражданке засмеют. Они там хань трескают, а я, блин, тут сапоги топчу. Вот ты, «зверек», как думаешь, чего нас сюда под самый Новый год загнали?

— Ну, может быть, надеются, что эти… — Володька поискал нужное слово, нашел и закончил: —… боевики сейчас не такие внимательные… Мы проходы в город прощупаем, чтобы потом, в случае чего, потерь поменьше…

— Ну, ты и валенок, земеля! — ефрейтор захохотал. — Чего ты думаешь, отцы-командиры — дураки, что ли? Прикинь, Новый год скоро. И солдаты, и офицерье — все домой хотят побыстрее. Нам бы черножопых перемочить да к празднику дембельнуться. Офицерью — к женам. Вам, «зверям», в войска. Командиры знают, что мы ради этого всех тут положим. Потому и на бухло хрен кладут, понял? Пьяному, мол, по хрену, в кого стрелять. Я вот где-то слыхал, что раньше даже перед боем, в смысле в Отечественную, водку давали. Тогда, мол, солдат ничего не боится. Всех косит. Вот наши и подгадали. Хотя ты-то — «зверек» необстрелянный, — ефрейтор еще раз окинул Володьку взглядом. — Дай-ка сюда автомат.

— Зачем? — насторожился Володька.

— Дай, дай, не ссы. Не украду.

Володька нехотя стащил с плеча «АКМ» и показал ефрейтору.