Сделай погромче - [8]
— Пап, тебе не будет одиноко тут спать? — спросил я, стоя в темноте и глядя на разноцветные отблески экрана телевизора на его лице.
— Все в порядке, Брай, спасибо, что спросил. Здесь полно места, сынок. И спорю, сегодня покажут какой-нибудь хороший фильм.
— Хорошо. Ну, в смысле, а что мама?
— Ну она немного раздражена. Просто будет проще поспать тут какое-то время.
— А, — сказал я. — Ну ладно, хорошо, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сынок.
В ту ночь я слышал, как он храпит под старый вестерн, и звуки выстрелов в телевизоре эхом отзываются в его сонном бормотании. Мне было обидно за него. То есть он был там, его доброе лицо, грязно-русые волосы, рабочие сапоги у дивана, он дышал через нос, громко сопя, точь-в-точь как я. Я увидел, что он не снял очки, так что я подкрался бесшумно, поглядел на него и вроде бы медленно снял их. Не знаю зачем, я примерил их; оправа мне подошла, только диоптрии были слишком большие. Я подумал, странно, что у нас с ним оправы одного размера, сложил очки и водрузил их на подлокотник дивана как можно аккуратнее, все еще стараясь не разбудить его. Я почувствовал, что наступил на что-то босой ногой, и обнаружил пять или шесть шоколадных батончиков, разбросанных вокруг папиных сложенных брюк, что было немного странно, и я постоял над ним еще с минуту, размышляя о том, почему ничего хорошего, кажется, нет в жизни тех, кому перевалило за восемнадцать.
— Так что, он переезжает или что? — спросила Гретхен.
— Не знаю. Просто спит теперь внизу.
— Он тебе что-нибудь сказал об этом?
— Не-а. Не то чтобы.
— Это блин действительно херня какая-то, — вздохнула Гретхен, похлопав меня по спине.
Ким, в совершенно не свойственной ей манере, повернулась и обняла меня, обвив мне шею тонкими руками. Я почувствовал шипы ее браслетов у своей щеки, я вдохнул фруктовый, липкий аромат ее геля для волос, сладкий запах жвачки; я почувствовал ее маленькую, твердую, плотную грудь, когда она стиснула меня. Сказать правду, я хотел Ким еще в средней школе. Я представлял, как залезаю к ней в штаны и даже хуже, намного хуже, но когда она обняла меня, я не почувствовал даже легкого возбуждения. Мне стало плохо. Плохо, потому что я понял, как жалко выгляжу — раз она даже решила меня обнять. Я закрыл глаза, чтобы не заплакать, а она просто стояла, обнимая меня вот так. А затем это случилось: она выдохнула прямо у моего уха, случайно, и выдох этот был жаркий и влажный, и у меня сразу же встал по полной программе.
— Чувак, — сказала Ким, — у тебя что, встал, что ли?
— Нет, — ответил я.
— А очень на то похоже. — Она отпрянула и оперлась на капот. — Вот почему никто не бывает мил с тобой, Брайан.
— Все равно спасибо, — сказал я, и мы все забрались в машину, чтобы подбросить Ким на работу в торговый центр.
Восемь
В школе я в основном занимался тем, что придумывал названия для суперпопулярных хард-рок-групп, в которых мне в один прекрасный день доведется играть, изобретая состав инструментов и названия песен и составляя списки участников и все в таком роде. Даже на репетициях школьного оркестра — занятие, которое я выбрал сам. и был страшно этим смущен, поскольку: Да брось ты, школьный оркестр? Ты видел их шляпы? И идиотские куртки? Неловко было еще и потому, что вместе с нами занимались девчонки из Макколи, девчонки, девяносто процентов из которых были еще более заученные, заторможенные и нескладные, чем я. Да брось ты, какая нормальная девчонка станет в свободное время играть на гобое, так ведь? Я только поэтому и записался в этот класс, в смысле, из-за девчонок, и ошибиться сильнее я не мог. Так что когда я должен был играть на ксилофоне, аккомпанируя кларнету, я всегда слышал идиотскую, затасканную мелодию, извлекаемую из старой, плохо настроенной трубы строго позади меня, и представлял, как я зажигаю со своей суперпопулярной группой на стадионе, а на трибунах орут фанатки с огромными сиськами, размахивая над головой лифчиками.
Как например, мой новый шедевр, настолько хороший, что просится быть запечатленным на странице: Мы верим в богов, величайший альбом величайшей группы всех времен под названием «Молодые боги», в состав которой вошли Томми Ли на ударных, Эдди ван Хален на соло-гитаре, Иззи Страдлин на ритм-гитаре, Клиф Бертон на бас-гитаре (если бы он был жив, но поскольку он был мертв, Гедди Ли пришлось бы играть на бас-гитаре, хоть RUSH и полное дерьмо), а также Эдди ван Хален на клавишных, и — встречайте — Брайан Освальд, вокал/ксилофон.
1. Порви как следует
2. Так приходит грех
3. Мы верим в богов (заглавный трек)
4. Выжить каждый день, баллада
5. Поставь на мою любовь
6. Никто не должен знать (Ты любишь это)
7. Под дулом пистолета (контраверза о самоубийстве)
8. Красота во взгляде смотрящего, и взгляд мой у тебя
9. Ни уйти ни убежать от моей любви
Девять
У меня было дурное предчувствие. Мы как раз высадили Ким у торгового центра. Я рылся в сумке Гретхен в поисках какой-нибудь жвачки или конфеты, когда наткнулся на эту ее чертову записку, вытащил и стал читать: …тони деган. тони деган. в следующий раз. в следующий раз, когда я останусь с тобой наедине, я позволю тебе это сделать, я позволю тебе сделать все, что ты захочешь,
«…Это было настоящее чудо. В этой глубокой, никому не известной пещере почему-то хватало воздуха, чтобы дышать без шлема, и там были звери и птицы, цветы и травы, и весь мир поражал буйством красок — мир, точно такой же, каким он описан в первой книге Библии. Держась за руки, дети долго стояли посреди этого великолепия…».
Едва вступивший в пору юности мальчик-детектив Билли Арго переносит тяжелейший нервный срыв, узнав, что его любимая сестра и партнер по раскрытию преступлений покончила с собой. После десяти лет в больнице для душевнобольных, уже тридцатилетним он возвращается в мир нормальных людей и обнаруживает, что он полон невообразимых странностей. Здания офисов исчезают безо всякой на то причины, животные предстают перед ним без голов, а городскими автобусами управляют жестокие злодеи, следуя своим неведомым гнусным планам.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
На улице встретились двое – Баби и Стэп. Баби – отличница, девушки ее круга носят Onyx и говорят о последних веяниях моды. Стэп – парень из уличной банды, днем он сидит с дружками в баре или жмет гири в спортзале, а вечерами носится по городу на мотоцикле или гоняет шары в бильярдной. Они из разных миров, но они полюбили друг друга. Теперь Баби не узнают даже родители, а Стэп внезапно открывает в себе качества, которые совсем не вяжутся с образом грубого мачо…