Сципион. Том 1 - [166]

Шрифт
Интервал

Со всех сторон Публий услышал упреки своей замкнутости, лишающей сограждан возможности в более живописных, чем в отчете сенату, подробностях узнать о его испанских делах и порадоваться за успехи римского оружия. Ввиду безвыходности положения, Публий принял вызов и целый час с самым беззаботным видом рассказывал о наиболее забавных эпизодах испанской кампании. Особенно детально он поведал о своем визите в Африку, широко разнообразя изложение безобидными подтруниваниями над наивной впечатлительностью Сифакса и едкими остротами по адресу Газдрубала, который якобы так размечтался на пиру получить голову Сципиона, что объелся свининой, воображая, будто уже пожирает врага.

После этой эффектной истории кто-то воскликнул:

— Да, Корнелий, мы здорово здесь пропарились, причем не столько от тепла жаровен, сколько от смеха над твоими шутками! Не мешало бы теперь и ополоснуться.

Публий сразу встал, чтобы не упустить благоприятный момент прервать болтовню. Другие тоже зашевелились, медленно поднимаясь и нехотя расправляя разомлевшие суставы. Тут какой-то юноша с завистью в голосе сказал:

— Вовремя ты родился, Сципион. На твою долю выпали славные дела. А что останется нашему поколению?

— Как, что? — искренне удивился Публий. — Ты, как Александр, всех ревнуешь к славе, считая собственную персону более необъятной, чем вся ойкумена, но это не так, поскольку даже величайшие люди — всего только составная часть мира, и добрым делам всегда широк простор. При вас-то и начнется настоящая жизнь, достойная нашего Отечества.

Тут он всмотрелся в этого тщедушного молодого человека и узнал в нем эллинофила Тита Квинкция Фламинина. Не меняя интонации, он продолжил:

— Мы терпели неудачи, потому что при нас, нашими силами Республика росла, преодолевая переломный период отрочества, а вам предстоит воплотить свои таланты в жизнедеятельность взрослого государства.

— Ты, Публий, сравнил меня с Александром, и в самом деле моим любимым героем, — отозвался Фламинин, — правда, сравнил не в лучших его качествах, но, может быть, когда-нибудь ты удостоишь меня уподоблением ему и в достоинствах…

— Весьма охотно. Но будет еще лучше, если я сравню тебя не с Александром или Пирром, а — с Манием Курием или Клавдием Марцеллом.

Тем временем посетители тепидария в большинстве своем перешли в кальдарий, следующее банное помещение, предназначенное для принятия горячих ванн. Эмилий и Сципион сами, без помощи рабов, натерлись оливковым маслом и последовали за остальными в кальдарий. Там они встали в неглубокий круглый бассейн с мощным фонтаном посередине, в растекающихся теплых струях которого несколько человек смывали пот — плод усилий предшествующего часа. Друзья ополоснулись под этим душем и погрузились в горячую воду основного бассейна, причем Публий по обыкновению выбрал место поближе к входной трубе, из которой поступала свежая вода.

Глядя на младшего товарища, Эмилий никак не мог узнать в нем теперь бесшабашного остряка, совсем недавно развлекавшего целую толпу веселыми россказнями, он был сумрачен и сосредоточен. Два-три раза Публий ответил Марку невпопад, после чего тот перестал его тревожить. Так продолжалось долго. В залах терм уже зажгли многочисленные светильники, пришли новые посетители, прежние разошлись, а Сципион все так же монотонно плескался в мутных волнах.

Наконец он выбрался на каменный пол и сказал Эмилию:

— Я знаю. Идем.

Немного обсохнув в тепидарии, они вернулись в холодный бассейн, и Публий, сразу повеселев, с размаху бросился в его воды. Эмилий не рискнул после горячей ванны принимать холодную и, кутаясь в тунику, присел на бронзовую скамью. Публий, совершив несколько кругов вдоль берегов водоема, как гладиатор на арене перед боем, стал агитировать товарища отведать даров Нептуна или, точнее, кого-то из его легатов, отвечающего за пресные водоемы. Эмилий отнекивался. А Публий принялся красочно восхвалять орнаменты и картины на стенах. Он напыщенно восторгался уродливыми триремами, бороздящими блеклую синюю краску, дельфинами, прыгающими выше бортов, и забавными морскими конями неестественной величины, везущими в упряжке крылатых купидонов. Эмилий от неожиданности даже не сразу сообразил, что его друг просто-напросто пародирует поэтов. Между тем Публий подошел к Марку и, ткнув рукою в круглый живот одного из купидонов над его головой, сказал:

— Вот с этим типом я недавно познакомился, но об этом после.

— Да, сначала объясни, что ты узнал в кальдарии.

— Помнишь, я тебе говорил о сторонах света?

— Помню. Причем ты здорово допек меня такими умствованиями.

— Вкуси еще. Я сделал новое открытие: оказывается, можно с одного направления, скажем с Юга, разом атаковать и Азию, и Европу.

— А кто же Юг?

— Для ответа пройдем на север, в нашу беседку.

Они надели поверх туник плащи, так как вечером уже было прохладно, и вышли во дворик.

— Так вот, Эмилий, — заговорил Сципион, когда они сели на скамью, — разрешить мою задачу, так же, как и твою, нам поможет Лициний Красс. Насколько я понимаю нынешнюю обстановку, народ не доволен прошлогодним бездействием консулов и не допустит повторения такой ситуации, особенно теперь, ободренный успехом в Испании.


Еще от автора Юрий Иванович Тубольцев
Тиберий

Социально-исторический роман "Тиберий" дополняет дилогию романов "Сципион" и "Катон" о расцвете, упадке и перерождении римского общества в свой социально-нравственный антипод.В книге "Тиберий" показана моральная атмосфера эпохи становления и закрепления римской монархии, названной впоследствии империей. Империя возникла из огня и крови многолетних гражданских войн. Ее основатель Август предложил обессиленному обществу компромисс, "втиснув" монархию в рамки республиканских форм правления. Для примирения римского сознания, воспитанного республикой, с уже "неримской" действительностью, он возвел лицемерие в главный идеологический принцип.


Катон

Главным героем дилогии социально-исторических романов "Сципион" и "Катон" выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог. Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.Во второй книге рассказывается о развале Республики и через историю болезни великой цивилизации раскрывается анатомия общества. Гибель Римского государства показана в отражении судьбы "Последнего республиканца" Катона Младшего, драма которого стала выражением противоречий общества.


Сципион. Том 2

Главным героем дилогии социально-исторических романов «Сципион» и «Катон» выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог. Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.В первой книге показан этап 2-ой Пунической войны и последующего бурного роста и развития Республики. События раскрываются в строках судьбы крупнейшей личности той эпохи — Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего.


Рекомендуем почитать
Свои

«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.


Сны поездов

Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта. Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик

В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.


На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


В лабиринтах вечности

В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.