Сципион. Том 1 - [165]

Шрифт
Интервал

— Премилый молодой человек, но разве он способен нам помочь в этом деле?

— Мир имеет четыре стороны света. Регул сразу высадился в пунийской области, пренебрегая иными направлениями, и проиграл, я же начал расшатывать Африку с Нумидии… Ко всякой проблеме нужно искать подход и с Востока, и с Запада, с Юга и Севера. Да, кстати, Назика — юнец, а уже женат!

— Весьма шустрый парень, — скороговоркой нетерпеливо проговорил Эмилий, с трудом скрывая любопытство под маской сенаторской невозмутимости.

— Правда, на плебейке…

— Да, я знаю, на Лицинии.

— На дочери Великого понтифика.

— Ах! Клянусь Геркулесом, здорово ты подвел! — воскликнул Эмилий. — И ты думаешь…

— Я видел его. Этот добряк не так прост, как кажется, но я найду к нему подход. Надо же дружить с родственниками.

Эмилий хотел разразиться новым потоком благодарных славословий, но Публий, заметив, что их беседа привлекла нездоровое внимание окружающих, сделал «каменное» лицо. Марк насторожился, посмотрел вокруг и понял, чем вызвано беспокойство его молодого друга. Тогда они, не сговариваясь, прыгнули в воду, впрочем, кто прыгнул, а кто и бултыхнулся, и, получив новый заряд бодрости, вернулись в гардеробную, надели нижние туники и вышли во двор. Там еще было тепло, хотя зимнее ненастье уже стояло на горизонте. Разместившись на угловой скамье, где их невозможно было подслушать, они продолжили разговор.

— Позволь теперь мне проявить заботу о тебе, как только что сделал это ты по отношению к моему сыну, — сказал Эмилий. — Потолкуем о твоих делах. Как ты сам-то их оцениваешь?

— Я понял, что консульство они мне сдали без боя. И это меня настораживает: они готовят удар на другом направлении.

— Правильно мыслишь. За консульство с тобою бороться им не по силам, ведь ты вернулся в Рим победителем и народным кумиром, конечно, не без нашей помощи. Но консулат бывает разным. Оппозиция стремится ограничить твою деятельность в должности, и, в первую очередь, не допустить тебя в Африку. О твоем намерении переправиться на вражеский берег, хотя ты о нем официально не заявлял, знает даже последний нищий в Городе. Весь италийский воздух пронизан идеей эффектного завершения войны у стен Карфагена, и народ, тут-то ему зрение не изменяет, видит тебя и только тебя во главе ливийской экспедиции.

— А кого видит Фабий?

— После смерти сына ему некого тебе противопоставить, хотя, конечно, есть еще Валерий Левин, Клавдий Нерон, Ливий Салинатор, которых он, впрочем, тоже недолюбливает, но, по-моему, старик совсем помешался на своей осторожности и ждет, пока война в Италии угаснет сама собою.

— Этого не будет. Если мы станем бездействовать, Карфаген поднимет против нас Македонию, Азию и, может быть, даже Египет, не говоря уж о галлах, коих в мире существует бесчисленное множество.

— Да, конечно.

— Так, значит, Фабий не доверяет мне…

— Он слишком боится Ганнибала.

— Это потому, что он знаком с Пунийцем, но не знает Сципиона! Да, с кончиною Квинта Фабия младшего у меня потеряна последняя надежда перетянуть этот клан на свою сторону.

— Так вот, Публий, все твои соперники: и те, которые сомневаются в твоих силах, и другие, те, кто, наоборот, слишком верят в тебя — сходятся в одном желании: любыми мерами удержать тебя в Италии.

— Каковы конкретно их планы?

— Пока не знаю.

— Ну что же, мы поборемся. Народ за меня. Правда, прибегать к прямой помощи народа — это чересчур грубое средство…

— Да, плебс наш. Они надеялись, лишив тебя почестей триумфа, снизить твою популярность, но просчитались.

— И то верно, обидев нас, фабианцы еще сильнее приблизили к нам простой народ.

— А ты сам тяжело переживаешь эту неудачу с отказом в триумфе?

— Ничуть. Пусть у меня будет в жизни только один триумф, но над Ганнибалом, чем десять — над Газдрубалами. Вот перед солдатами действительно неудобно…

— Это лис, Валерий Флакк, все подстроил.

— Да, Фабий, несомненно, доволен своим учеником.

— Так ты догадался, что он действовал по заказу Максима?

— Он лишь изогнул дугой, нарумянил и подмаслил прямолинейные фразы старца. Да, вот что, Эмилий, проясни заодно мой взгляд на Манлия Торквата. По-моему, он был склонен поддержать нас.

— Он обязательно принял бы нашу сторону против Фабия, если бы не был безгранично предан третьей партии, а именно, своей собственной.

— А как он поведет себя в предстоящем деле?

— Что касается вопроса о триумфе, то тут согласие не требовало от него жертв, в чувстве же справедливости ему не откажешь. А вот по поводу похода в Африку он вряд ли выскажется положительно, ибо, как все старики, излишне боится риска.

— Значит, на него рассчитывать не стоит?

— Да, тут в лучшем случае нейтралитет.

— Нелегкая нам предстоит борьба.

— Да уж, есть над чем попотеть.

— Так идем, попотеем, — с этими словами Публий встал.

— Куда это?

— Как, куда? В тепидарий.

— Ах, ну конечно. Идем, попотеем.

Они возвратились в аподитерий, откуда прямо в туниках прошли в тепидарий, небольшое помещение с закрытыми матовыми стеклами окнами, подогреваемое четырьмя бронзовыми жаровнями. Расположившись на скамьях, друзья молча вкушали искусственный зной, сосредоточенно глядя на раскаленные угли в жаровнях, установленных в центре тепидария на прямоугольном возвышении. Однако окружающие, уже давно искоса посматривавшие на них, теперь сгрудились мощным клином и пошли в наступление.


Еще от автора Юрий Иванович Тубольцев
Тиберий

Социально-исторический роман "Тиберий" дополняет дилогию романов "Сципион" и "Катон" о расцвете, упадке и перерождении римского общества в свой социально-нравственный антипод.В книге "Тиберий" показана моральная атмосфера эпохи становления и закрепления римской монархии, названной впоследствии империей. Империя возникла из огня и крови многолетних гражданских войн. Ее основатель Август предложил обессиленному обществу компромисс, "втиснув" монархию в рамки республиканских форм правления. Для примирения римского сознания, воспитанного республикой, с уже "неримской" действительностью, он возвел лицемерие в главный идеологический принцип.


Катон

Главным героем дилогии социально-исторических романов "Сципион" и "Катон" выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог. Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.Во второй книге рассказывается о развале Республики и через историю болезни великой цивилизации раскрывается анатомия общества. Гибель Римского государства показана в отражении судьбы "Последнего республиканца" Катона Младшего, драма которого стала выражением противоречий общества.


Сципион. Том 2

Главным героем дилогии социально-исторических романов «Сципион» и «Катон» выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог. Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.В первой книге показан этап 2-ой Пунической войны и последующего бурного роста и развития Республики. События раскрываются в строках судьбы крупнейшей личности той эпохи — Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего.


Рекомендуем почитать
Свои

«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.


Сны поездов

Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта. Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик

В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.


На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


В лабиринтах вечности

В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.