Сципион. Том 1 - [164]

Шрифт
Интервал

В подобной суете Сципион провел почти половину дня, и, обнаружив, что солнце уже высоко и вот-вот зазвенит колокольчик, возвещающий об открытии терм, он поторопился к Марку Эмилию. Как бы невзначай у самого входа ему встретилась Эмилия, которая очаровательно зарумянилась, отвечая с затаенной улыбкой на его приветствие. Публий слышал от некоторых людей, что Эмилия слишком надменна, и ее миловидность страдает, когда красавица отвердевает в мрамор статуи, но он, естественно, ничего подобного не замечал, поскольку перед ним она всегда выглядела по-особому. Сегодня Павла показалась ему еще краше, чем накануне, и, желая подольше полюбоваться ею, он вознамерился продолжить вчерашний разговор, но первая его фраза еще не успела выйти на свободу, как Эмилия, скользнув перед ним подобно солнечному блику, исчезла на женской половине, а вместо нее в атрий вошли два Марка: отец и сын. Голова Публия уже затуманилась первыми признаками влюбленности, в результате чего политическое чутье изменило ему, и он не усмотрел в поведении Эмилии рассчитанного хода, а потому был раздосадован ее быстрым уходом и не очень весело встретил друзей.

После взаимных приветствий и традиционных вопросов о самочувствии старший Эмилий ушел в боковую комнату собираться для прогулки, а младший набросился на Публия с вопросами о новых источниках информации для своего просвещения.

Когда возвратился в атрий глава дома, облаченный в торжественное одеяние, словно собрался в Курию, и в сопровождении многочисленной свиты рабов, молодые люди уже увлеченно беседовали, забыв все огорчения. Однако, увидев сенатора, Публий сразу встал со скамьи, показав готовность следовать за ним. Молодой Марк, которого пригласили только ради приличия, отказался от посещения бани, сославшись на свое увечье, как, впрочем, и на уже упомянутый обычай. Сципион предложил отправиться в наиболее престижные и комфортные термы, расположенные в Каринах, где по традиции в основном собирались нобили. Эмилий одобрил его выбор, и они двинулись в путь. На улицах им приходилось часто останавливаться, отвечая на внимание сограждан. Эмилий находил в этом удовольствие, а Публия, отвыкшего от городской жизни, такие задержки несколько раздражали, о чем он, естественно, не подавал вида.

Наконец они добрались до обширного комплекса помещений терм и, бросив рабу у порога по мелкой медной монетке в уплату за вход, одинаково низкую во всех банях, прошли на небольшой дворик с прилегающим крохотным садиком, скрывающим в своей тени три уютные беседки, откуда свернули в аподитерий. Там они разделись, сложили одежду в глубокие ниши в стене и, оставив рабов для ее охраны, только вдвоем, без свиты, проследовали в фригидарий. В бассейне, имеющем несколько уровней глубины, барахтались и плавали человек десять посетителей. Большинство из них было знакомо Сципиону, лишь двое, судя по всему, принадлежали иному сословию и держались особняком, ощущая свою инородность в здешнем обществе.

Марк Эмилий грузно бухнулся в прохладную воду и издал далеко не сенаторские возгласы. Публий сдержал крик, а избыток бодрости, приливающей к телу от соприкосновения с водой, обратил в движение и трижды энергичными рывками пересек бассейн. Потом, уже спокойнее, он поплавал еще некоторое время, наслаждаясь освежающим действием ванны, но, увидев, что Эмилий утомился и, пыхтя и отдуваясь, уселся на самой мелководной ступеньке водоема, расположился рядом с ним.

Публий не заводил речь о делах, из приличия предоставив инициативу старшему товарищу, и терпеливо восхвалял погоду, которая в этот ясный осенний день была действительно прекрасна и легка даже для самых больных людей. Эмилий тоже проявлял кажущуюся беззаботность, но теперь, под журчанье струй фонтана и плеск барахтающихся перед ними тел, заговорил о более насущном, чем безоблачное небо. В первую очередь он принялся благодарить Сципиона за доброе влияние на сына. Но Публий не стал долго выслушивать похвалы в свой адрес и при первой возможности прервал их поток, сказав:

— Это всего лишь первый шаг. Никакое дружеское участие не сделает жизнь человека полноценной, если он не будет заниматься общественно-значимой деятельностью. Я вижу нашего Марка авгуром или понтификом.

— Да, я слышал о твоем желании устроить его жрецом, — задумчиво произнес Эмилий, — но мои возможности здесь ограничены, разве что ты возьмешь его в вашу коллегию салиев… Рассчитывать на большее проблематично. Я переговорил с соответствующими лицами и убедился, что надежды можно питать лишь на будущее. Ты ведь знаешь: жречество — профессия в большой степени потомственная…

— Коллегия салиев — это лишь формальный почет, но не настоящее дело, я, например, частенько вовсе забываю, что являюсь жрецом. Потому о подобном поприще не стоит и говорить. Ждать мы тоже не можем: времени у нас мало. Дух Марка надломлен несчастьями, и его волевых усилий надолго не хватит, если не будет ободряющих успехов. Необходимо действовать немедленно.

— Что же ты предлагаешь?

— Возвратившись в Рим, я с удовольствием увидел, сколь возмужал мой брат Публий, прозванный за свой нос Назикой. Очень толковый юноша.


Еще от автора Юрий Иванович Тубольцев
Тиберий

Социально-исторический роман "Тиберий" дополняет дилогию романов "Сципион" и "Катон" о расцвете, упадке и перерождении римского общества в свой социально-нравственный антипод.В книге "Тиберий" показана моральная атмосфера эпохи становления и закрепления римской монархии, названной впоследствии империей. Империя возникла из огня и крови многолетних гражданских войн. Ее основатель Август предложил обессиленному обществу компромисс, "втиснув" монархию в рамки республиканских форм правления. Для примирения римского сознания, воспитанного республикой, с уже "неримской" действительностью, он возвел лицемерие в главный идеологический принцип.


Катон

Главным героем дилогии социально-исторических романов "Сципион" и "Катон" выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог. Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.Во второй книге рассказывается о развале Республики и через историю болезни великой цивилизации раскрывается анатомия общества. Гибель Римского государства показана в отражении судьбы "Последнего республиканца" Катона Младшего, драма которого стала выражением противоречий общества.


Сципион. Том 2

Главным героем дилогии социально-исторических романов «Сципион» и «Катон» выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог. Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.В первой книге показан этап 2-ой Пунической войны и последующего бурного роста и развития Республики. События раскрываются в строках судьбы крупнейшей личности той эпохи — Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего.


Рекомендуем почитать
Свои

«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.


Сны поездов

Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта. Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик

В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.


На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


В лабиринтах вечности

В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.