Считалка для утопленниц - [8]

– А чем же он вам не понравился?

– Вид у него человека лживого… Глаза бегают, разговаривает – в лицо не смотрит, голову опускает. Чистый уголовник. Кстати, возможно, он действительно сидел. У него на руках наколки. Я еще удивлялась – чему она так радовалась, когда он приезжал? Может, из-за одиночества. Мне бы, честно говоря, и в дом его впускать было бы страшно.

– А с друзьями он часто приходил?

– Иногда с ним двое-трое было. Но шум они никогда не производили, не беспокоили. Так что у меня к ним претензий не было.

– А в тот раз, перед пожаром, вы ничего не слышали?

– Музыку громче включили, но тоже в пределах допустимого. Конечно, мне было слышно, когда я в прихожую выходила. Но это не тот случай, когда нужно приструнить людей. Себе дороже. Квартира Заботиной напротив, так что не особенно мешали. Когда я дверь в комнате закрываю, не слышно.

– И когда они ушли, вы тоже не слышали?

– Нет, – с виноватым видом ответила Майя.

– И еще вопрос. В каких отношениях вы были с соседкой? Она вам рассказывала что-нибудь о личной жизни? Почему она в старости надумала развестись с мужем?

– Ну, отношения у нас сначала были просто соседские. В смысле – здоровались. Однажды на Пасху она меня пригласила, чай попить с куличом. Вот только тогда и разговорились. После того случая мы с ней иногда чай пили – то у меня, то у нее. И постепенно она мне рассказала о своей жизни. Что прожили с дедом пятьдесят девять лет, но в последние годы он ее ужасно раздражал. Все сутяжничал с властями, чего-то добивался. И если бы для семьи – то ладно, а он то помойку требовал перенести в соседний двор, то магазин убрать под окнами, то обустройством детской площадки занимался, то дворовым сквером.

– А ей хотелось, чтобы он дома сидел? Старик приносил пользу людям, заботился о чужих детях, соседях.

– И совсем не заботился о своей семье. У него пенсия была хорошая, так он выделял для семьи крохи, едва на питание хватало. А остальное копил. Она говорила, что он деньги прятал где-то дома. Ну, она обижалась, что он прячет от нее деньги. Она ж ему не чужая, столько лет вместе прожили. За пенсией он на почту ходил, так что она не знала, сколько он получает. Только догадывалась, что как бывший участник войны и как полковник в отставке – немало. А когда просила на какие-то семейные нужды, всегда говорил – денег нет. Тебе сколько ни дай – ты все потратишь. Характер к тому же у него был очень тяжелый. И Зинаиде Михайловне надоело, что он скандалил частенько, да и жили фактически на ее пенсию. Лет пять назад развелась с ним.

– А как она получила эту квартиру? Дом новый, вряд ли у нее были деньги на покупку жилья.

– А она – тоже участница Отечественной войны. Когда построили этот дом, выделили квоту для участников, вот она и получила бесплатное жилье. Правда, до этого три года маялась в комнате в коммуналке. Опять же, когда она с мужем развелась, через Совет ветеранов ей выделили жилье в бывшем общежитии.

– А что ж они не продали свою квартиру?

– Дед не хотел приватизировать. А без этого не продашь. Вообще, думаю, характер у него был не просто очень тяжелым, а несносным. Он из тех, для кого общественные интересы выше личных, а родные пускай пропадают. Ему нравилось, что все соседи его знали, уважали, даже в районной газете о нем писали, как о борце за правду. А на жену ему было наплевать.

– А дети у Заботиных были? Неужели не принимали никакого участия в жизни стариков?

– Их дочь умерла уже давно, даже не знаю, когда. А с семьей сына старик рассорился много лет назад. Фактически выжил их и даже вынудил выписаться. Они не общались десятилетия.

– Ну ладно, старик вредный. А Зинаида Михайловна как же? Она тоже не общалась с семьей сына?

– Когда дед выгнал сына, она была бессловесной, запуганной, боялась мужу слово поперек сказать. И сын обиделся на нее, а упрямством, наверное, в своего отца пошел. Потом она пыталась наладить с ним контакт, но он ни разу не приехал.

– Так чей сын Митя, то есть Дмитрий? Ему, ведь, наверное, уже за тридцать?

– Он сын дочери Заботиных. После ее смерти муж спился от тоски и вскоре тоже умер, зимой замерз на улице. Его даже не сразу хватились, только через неделю Митя опознал его в морге. Вообще, я вам скажу, до чего несчастная семья… Все у них наперекосяк. Никаких человеческих отношений. Вот этот Митя – ведь приходил иногда к бабушке, так тоже не из родственных чувств. Приводил компанию, она на всех готовила, радовалась, что ее не забывают… И вот благодарность за все.

– А как вы думаете, у Зинаиды Михайловны было что украсть? Ну, ценности какие-нибудь, деньги.

– Ценности? – в голосе Майи прозвучала нотка сомнения. – Однажды она мне показывала шкатулку с золотыми колечками и сережками. Все такое дешевенькое, хотя изделия из золота. Камешки искусственные, золото невысокой пробы. Ей в разное время дарили сын и дочь, вот она и показала мне, чтобы я увидела – семья у них была хорошая, дети ее любили. Ну, понимаете, она так много рассказывала о своей не особенно счастливой семейной жизни… Наверное, хотелось самой себе доказать, что не все было так плохо.

– А в доме дорогие вещи были?