Счет по головам - [3]

— Как ты думаешь, много экземпляров он сумеет продать после этого? — хихикнула Элинор.

Я догадывался о причине поломки и не скажу, чтобы мне это нравилось. Последней соломинкой послужило открытие, что ее Кабинет наезжает на моего Генри. Когда я запросил у Генри ежемесячный финансовый отчет, он ответил: Сейчас, подожди немного.

Что, проблемы какие-то?

Мои процессорные возможности временно перегружены. Просьба подождать.

Перегружены? Мои финансы, конечно, дело запутанное, но так плохо у нас никогда еще не бывало.

— Генри, что происходит?

После продолжительного молчания он ответил тоненьким голоском: Отвези меня в Чикаго.

В Чикаго, в моей студии, находился его контейнер. Я тут же отправился туда, страшно обеспокоенный. Время от времени Генри заверял, что с ним все в порядке, просто ему приходится постоянно заделывать бреши в своей системе безопасности.

— Откуда опасность? Генри, кто на тебя покушается? Вот опять. Нет, ушел. Нет, опять лезет. Подожди, пожалуйста.

Мой рот внезапно наполнился слюной со вкусом машинного масла. Генри (или кто-то другой) задействовал терминальную чистку. Из меня выделялось мое с Генри взаимодействие. В последующие двенадцать часов я вместе с потом, слюной, мочой и калом вывел из организма миллионы нанопроцессоров, которые содержались в моих жировых клетках и связывали меня с чикагским контейнером Генри. До студии я добирался в полном одиночестве, наш с ним контакт оборвался. Пытаясь сориентироваться в Слипстримовском лабиринте без помощника, я проскочил Иллинойс и должен был сдать назад из Торонто. Чикагские такси пока еще реагируют на голосовые команды, но я не мог перечислить плату за проезд, и десять кварталов до Дрекслера мне пришлось топать пешком.

В студии я сразу бросился к маленькому керамическому контейнеру, втиснутому между стеной и шкафом.

— Ты тут? — Генри существовал как приятный голос у меня в голове, как поток информации, текущей по оптическому волокну, как замкнутый сигнал в швейцарской петле, но физическое его существование сводилось к желатиновой пасте внутри этой емкости. — Генри!

На контейнере зажегся и мигнул огонек.

— Вот сука! Как она только посмела?

— Смысл этих действий вполне понятен.

— Заткнись, Генри.

Ему ничего не грозило, пока он был отключен от сети, но в таком состоянии он даже на звонки не мог отвечать. Мы оба оказались пленниками в моей студии. Шеф безопасности Элинор взламывал защиту Генри миллион раз с тех пор, как мы с Эл познакомились. Эту броню я купил давным-давно — тогда она была последним криком, но с тех пор сильно устарела.

— Ее Кабинет — модель дипломат-класса, — сказал Генри. — Чего ты, собственно, ждал?

— Не хочу даже слышать об этом.

Поначалу вторжение было ненавязчивым, и Генри по своей неопытности его даже не замечал. Заметив, он повысил уровень защиты, но система Элинор просочилась сквозь нее, как вода. Тогда он начал изучать каждый прорыв, повышая свои знания и принимая все более эффективные контрмеры. Но атаки продолжали нарастать, и самооборона стала поглощать все внимание Генри.

— Почему ты мне не сказал?

— Говорил, Сэм. Несколько раз.

— Неправда. Ни единого раза не помню.

— В последнее время ты сделался довольно рассеянным. Вопрос был в том, сколько вреда они успели причинить — не мне, а ему. Я сомневался, что Элинор охотилась за моими личными записями, и в моем прошлом нашлось бы очень мало компрометирующего. Я как-никак художник, а не судья. Но если она как-то повредила Генри, это конец. Я приобрел его во времена клавиатур и приборов со стрелками. Все мои воспоминания, все труды моей жизни хранились в нем. Он, само собой, вел мою бухгалтерию, занимался налогами, договорами, юридическими вопросами. Следил за моим здоровьем, за домашним хозяйством, за инвестициями и т. д. и т. п. Со всеми этими функциями я бы еще как-то справился, а вот личностная капсула Генри была просто незаменимой. Я выращивал ее восемьдесят лет. Это был творческий инструмент, во много раз усиливающий мою собственную умственную деятельность. Он — Генри — угадывал мои мысли, работал с моими материалами, приспосабливал мои идеи к мировым художественным вкусам. Мы действовали как слаженная команда. Я научил его играть роль адвоката дьявола. Он снабжал меня творческими замыслами в режиме обратной связи.

— Кабинет не интересовали ни твое досье, ни моя личностная капсула. Ему просто требовалось постоянное подтверждение, что я все еще Генри и что никто другой меня не испортил.

— А просто спросить он не мог?

— Разве я сказал бы правду, будучи коррумпированным?

— И что же, ты коррумпирован?

— Разумеется, нет.

Я поежился при мысли о повторном вводе Генр

и в свой организм — вдруг он на кого-то шпионит?

— У тебя здесь есть полный дубль, правильно? — Да.

— И он предшествует нашему с Элинор знакомству?

— Да.

— И его печать не нарушена?

— Нет.

Но если Генри коррумпирован и говорит, что печать цела, откуда мне знать, так ли это? Мне эта печать — нет, я лучше помолчу. Китайская грамота.

— Печать можно проверить с любого домпьютера, — сказал он, читая меня, как всегда, — можно также стереть меня и восстановить. Это займет пару часов, но я тебе не советую.