Счастливый покойник - [7]

– Полная финансовая независимость, – поддакнул Колбовский.

Наследники Гривова теперь оказывались не просто хорошо обеспечены, а обеспечены до конца своей жизни – если, конечно, им хватит благоразумия не пускаться в авантюрные предприятия и прочее мотовство.

Наследников по завещанию было трое. В первую очередь, конечно, сама Варвара Власовна, которой отходила половина капиталов мужа. Состояние, которое она получала в результате этих двух смертей – тетушки и мужа – сразу делало из безутешной вдовы завидную невесту. Учитывая, что Варвара Власовна выглядела куда моложе своих лет, была крепка здоровьем и обладала весьма решительным характером, не было сомнений, что она не будет долго страдать в одиночестве. Хорошую долю получал и сын Гривова, Федор, который сейчас был в отъезде. Меньше всех досталось дочери Гривова Ульяне, но и ее статус невесты с полученным наследством сразу взлетал на высоту колокольни.

– Может, хоть теперь мужа найдет, бедняжка, – вздохнул Кутилин, прихлебывая чай.

– Если захочет, – деликатно добавил Феликс Янович.

– Чего бы ей не захотеть-то?! – удивился урядник.

– А вы разве не помните той истории? С приказчиком Гривова? – удивился начальник почты.

История, про которую поминал Феликс Янович, случилась пару лет назад и нашумела не меньше, чем новость об ограблении аптеки, случившаяся за год до того. Приказчик купца Павел Щеглов сделал предложение Ульяне, и она благосклонно приняла его. Однако Гривов пришел в ярость, заявил, что не отдаст дочь за своего же служащего. И не просто уволил Щеглова, а, пользуясь своим влиянием в купеческой среде, добился, чтобы того нигде в Коломне больше не брали на службу. Помыкавшись, Щеглов уехал в Москву, где и осел. А Ульяна окончательно превратилась в затворницу.

– Ну, то дело давнее, – Кутилин, не отличавшийся душевной тонкостью, махнул рукой. – Даже если она питала какую-то душевную склонность к этому Щеглову, то вряд ли из-за этого захочет в девках весь век сидеть.

Колбовский не ответил. Ему хотелось объяснить Кутилину, что есть люди, чья душевная тонкость такова, что единожды нанесенная рана болит всю жизнь, и что он знает об этом не понаслышке. Но Феликс Янович так и не сказал этого вслух. Знал, что добродушный, но совершенно чуждый романтических порывов Петр Осипович не поймет его. Кроме того, Колбовский неожиданно вспомнил еще одну вещь. Примерно с месяц назад Ульяна Гривова получила письмо из Москвы от неизвестного адресата.

⁂

Слухи о том, что Петра Васильевича Гривова убили и у полиции есть к тому верные доказательства, ожидаемо разлетелись по городу со скоростью и шумом нахальных голубей. Возвращаясь вечером того же дня домой, Феликс Янович надеялся, что Авдотья уже ушла и не станет донимать его ни расспросами, ни рассказами. Однако эта надежда не была столь уж решительной и, конечно же, не оправдалась. Авдотья штопала чулки при свете керосинки, сидя на кухне и весело напевая себе под нос. Встретив Феликса Яновича, она тут же высыпала на него весь ворох дневных новостей, где правдивая информация мешалась со сплетнями, как горох с чечевицей – разобрать без лупы не всегда было возможно. Авдотья почему-то была свято убеждена, что ему, как начальнику почты, необходимо знать как можно больше о том, что происходит в городе. Со временем Феликс Янович смирился с ее привычкой и научился слушать вполуха.

Весь город жужжал, дважды за день взбудораженный шокирующими новостями. Сначала пришла весть о самоубийстве Гривова, во что никому не верилось – купец всю жизнь был человеком, который сам может любого свести в могилу. Последовавший вслед за тем слух об убийстве вызывал уже больше доверия. И, конечно, на рынке помимо картошки с капустой нынче в ходу были и версии того, кто убийца.

Авдотья была убеждена, что убил Гривова собственный сын, но все ее доказательства сводились к тому, что она это «чует сердцем».

Ночью Феликс Янович спал беспокойно – его все время мучило ощущение того, что он что-то не заметил или забыл. Во сне это чувство принимало форму кошмара – ему снилось, что порыв ветра вырывает из его рук письмо, которое он должен срочно доставить важному адресату. Почтмейстер бежал за письмом, которое весело крутилось волчком у самой земли, и проклинал себя за неосторожность. Зачем он только вообще достал его из сумки посреди городской площади? Здесь же всегда гуляет ветер – беспардонный нахал, срывающий шляпы даже с благородных дам, решивших пройтись пешком. Письмо летело совсем рядом, но никак не давалось в руки, а меж тем Феликс Янович начинал задыхаться от усталости. Совсем перед рассветом ему мерещился голос Машеньки, которая в чем-то ласково его укоряла, и он понимал, что потерянное письмо связано с ее судьбой, ее жизнью…

Проснулся Колбовский почти на час раньше обычного времени. Возблагодарив Бога за то, что Авдотья еще не пришла, он вышел на кухню и умылся холодной водой, обжигающей и отрезвляющей. Быстро одевшись в мундир и избегнув завтрака, Феликс Янович отправился на службу.

Утро выдалось почти студеным – октябрь впервые напомнил о грядущей зиме. Лужи после ночного дождя теперь подернулись хрупкой ледовой корочкой. Земля сладко похрустывала под ногами, а дыхание слабого ветра слегка обжигало щеки. Стыдливый рассвет еще только занимался, и город тонул в сиреневом полумраке, скрывающем детали и подчеркивающем формы. Феликс Янович шел быстрым решительным шагом. Кивнув на ходу дворнику и фонарщику, он пришел в контору ровно без четверти семь утра, на полчаса опередив свою вечную соперницу Аполлинарию Григорьевну. Когда телеграфистка пришла, он уже сортировал почту, пришедшую накануне.