Счастливые шаги под дождем - [84]

На нем была штормовка и сильно облегающие шорты, каких Джой в жизни не видела. Яркие, сшитые из блестящего нейлона, они облегали его фигуру, подчеркивая впечатляющие особенности мужской анатомии. Скромная девица на месте Джой вспыхнула бы от смущения. Но Джой, поморгав, отвела взгляд.

– Джой Баллантайн, – протягивая руку, сказала она. – Я живу на той стороне дороги. Энни дома?

– Не видел ее с вечера, – ответил мужчина, возвращаясь к тарелке с хлопьями. – Она впустила меня и нашла место для моего велосипеда – я путешествую по Ирландии, – а утром не было никаких признаков ее присутствия. Честно говоря, немного надоело здесь слоняться. А хлопья с молоком не совсем тот завтрак, который я себе представляю.

– О… – Джой не знала, что можно предложить этому человеку взамен. – Боюсь, ничем не смогу вам помочь.

Последовала короткая пауза.

– Энни… – медленно произнесла она. – Последнее время ей не очень везет. Обычно она более организованна.

Джой понимала, насколько беспомощно звучат эти слова на фоне окружающего хаоса и грязи.

– Вполне допускаю, – ответил Энтони Флеминг, ополоснув тарелку под краном и надев велосипедные туфли, – но я вряд ли примчусь обратно. Я не так себе представлял ирландское гостеприимство. В последней гостинице в Эннискорти, где я останавливался, было не так. «Белая лошадь». Или «Белый дом», не могу припомнить. Вы не знаете такой?

Джой не знала, но мужчина, видимо успокоенный тем, что смог хоть кому-нибудь высказать свое недовольство, галантно оставил Джой плату за постой и, забрав свой велосипед, уехал.

Проводив его взглядом из окна, она впервые хорошо рассмотрела кухню. Зрелище оказалось не из приятных: в раковине груда грязных тарелок, наполовину залитых жирной водой, черствый недоеденный хлеб на пластиковой разделочной доске, картонные коробки из-под готовой еды, сложенные в шаткие многоэтажные башни, обертки от конфет, хлебные крошки и пакеты с просроченным молоком – яркие свидетельства разрушающейся жизни.

Джой не очень удивилась всему этому. Миссис Х. как-то сокрушенно рассказала ей, что муж Энни, Патрик, не в силах больше жить с женой, которая даже не замечает его присутствия, не желает общаться с ним, разговаривать и даже спорить, ушел от нее.

– Он хороший человек, – сказала она Джой, немного смущенной непрошеными откровениями миссис Х., – и я не могу его винить. В последнее время Энни и святого вывела бы из себя, бродя по дому как привидение. Не хотела говорить про Найам, не признавалась, что все это из-за нее. Была для него совершенно закрытой. Она и со мной-то почти не разговаривает.

Именно нехарактерная для миссис X. откровенность подстегнула Джой к этому визиту. По словам матери, Энни совсем сдала за последнюю неделю и никого не впустит. Но когда Джой предложила, что без предупреждения зайдет с коробкой печенья, миссис X. с благодарностью согласилась.

– Она не ждет тебя, – сказала она. – Наверное, просто откроет дверь.

«Но что, черт возьми, я ей скажу по этому поводу?» – думала Джой, оглядываясь по сторонам. Она не хотела вмешиваться, не тот она человек. Вообще-то, людей лучше оставить в покое, чтобы сами разобрались со своими делами, если только они этого хотят.

Но в этом случае…

– Энни! – позвала Джой, выйдя через заднюю дверь в огород.

Маленький огород, не так давно предмет гордости Энни, теперь выглядел запущенным, заросшим сорняками. Из земли, как напоминание о лете, торчали жалкие остатки ломких стеблей.

Джой вернулась в дом, закрыв за собой дверь. Кладовка, обычно забитая рулонами туалетной бумаги, пакетами салфеток, мешками с картошкой, теперь была холодной и почти совсем пустой. В столовой все было покрыто тонким слоем пыли.

– Энни! – опять позвала она с лестницы. – Ты здесь?

В конце концов Джой заглянула в комнату Найам. Все люди, знавшие Энни, входили туда с неохотой – не из-за суеверия, связанного с жившей там девочкой, но потому, что отдавали себе отчет в глубине страданий Энни. Деревенская мудрость гласила, что человеку, потерявшему ребенка, позволено скорбеть так, как ему хочется. Весь невообразимый ужас такого события отметал возможность того, что кто-то в состоянии предложить верный способ преодоления ситуации.

– Энни… – вновь позвала Джой.

Энни сидела спиной к двери на аккуратно заправленной детской кровати, держа в правой руке пластмассовую куклу. Услышав свое имя, она не обернулась сразу, а продолжала, будто не слыша, глядеть на бурые поля за окном.

Джой остановилась на пороге, рассматривая игрушки, цветастые занавески, постеры на стенах и не решаясь войти. Она уже и так чувствовала, что вторгается в чужую жизнь.

– С тобой все в порядке? – напряженно спросила она.

Энни слегка повернула голову направо, словно рассматривая куклу. Потом медленно подняла ее и провела пальцами по ее лицу.

– Я собиралась вытереть пыль, – сказала она. – Здесь беспорядок.

Повернув голову к Джой, Энни улыбнулась странной унылой улыбкой.

– Домашняя работа, да? Я всегда стараюсь убежать от нее.

У Энни был бледный, усталый вид, спутанные волосы висели вдоль лица, движения были медлительными, словно они утомляли ее. Энни сидела в неловкой позе, закутавшись в многослойную одежду, которая должна была еще больше отгородить ее от внешнего мира. Джой, редко видевшая ее после ссоры с Сабиной, с тяжелым сердцем размышляла над тем, как горе может преобразить цветущую молодую мать, какой она была три года назад, в это существо, по виду накачанное наркотиками. Это напомнило ей про Эдварда, но она отогнала от себя эту мысль.