Счастливчики - [14]

Только я открываю рот, чтобы что-то сказать – что угодно, – лишь бы нарушить это ужасное молчание, отец возвращается в комнату.

– Джоан, я серьезно, с меня хватит… – твердо говорит он, открывает холодильник и достает пиво.

Со свекольно-красным лицом отец похож на гигантского быка. Мама прижимается к стойке, и в моей голове вспыхивает воспоминание: как она много лет назад везла нас с Джорданом в какой-то летний лагерь. В тот день у всех нас было самое дурацкое настроение, и я начала сочинять собственные слова для одной из песен по радио, затем Джордан присоединился со своей версией, и мама смеялась, смеялась и смеялась – так сильно, что у нее слезы выступили, и пришлось съехать на обочину.

Теперь, клянусь богом, я могу видеть сквозь нее. Она тает.

Папа ловит мой взгляд, и на долю секунды ему вроде бы… стыдно? Но затем я моргаю, и выражение исчезает. Нет, мне точно показалось; если я что-то и знаю о своем отце, так это то, что он никогда в себе не сомневается. Его отсутствие саморефлексии – неисчерпаемый источник шуток для нас с Джорданом.

Папа замолкает, и мама снова всхлипывает – от напряжения в комнате меня тошнит. Они все еще не заговаривают со мной, но мне все равно.

Все равно.

Все равно.

Смотрю на свой телефон и вижу сообщение от Люси, она снаружи. Мой шанс на побег. Мой освободитель. Я пытаюсь заставить себя встать, но тяжесть происходящего давит мне на плечи.

Я не двигаюсь.

Папа прочищает горло, как будто собирается что-то сказать, и энергия внезапно наполняет мое тело. Спрыгиваю со своего места, к нашему общему удивлению, и начинаю лепетать. Бежать, Люси, бла-бла-бла – я даже не знаю, произношу ли слова или просто издаю какие-то звуки. Из-за грохота сердца в ушах не слышу собственный голос. Хватаю сумку из-за стойки рядом с мамой, шлю ей улыбку, которая скорее напоминает гримасу, и бегу к двери кухни. Когда закрываю ее за собой, остается только оглушительная, тошнотворная тишина.

У Люси весьма… специфические музыкальные предпочтения, если не сказать хуже. Более половины времени в ее машине я понятия не имею, какая группа играет, из какой они эпохи и считает ли кто-нибудь, кроме Люси и мамы солиста, что они ничего так. Впрочем, мне все равно; я бы хоть обычные вопли слушала весь следующий час, если бы это означало, что мне не нужно оставаться дома с родителями.

Когда я впервые увидела Люси в третьем классе, она только что переехала в Штаты из Гаити со своим отцом и бабушкой. Люси сидела на качелях на детской площадке в этих восхитительных наушниках с Микки-Маусом. Когда я набралась смелости спросить, что же она слушает, Люси просто молча передала их мне. Позже я узнала, что это была группа под названием «Velvet Underground», которая не походила на Кэти Перри, Тейлор Свифт или прочую музыку, которую я тогда любила, и что у них играла крутая женщина-барабанщик. Люси всегда предпочитала иную музыку, чем шлак, что крутят по радио, и непременно с женщиной на ударных. Мы с Джорданом обожали знакомиться через нее с новыми группами – у нас был один аккаунт на Spotify, и мы вечно дрались, кто будет слушать его ночью, когда Люси объявляла, мол, нарыла новинку, ведь неизменно несколько месяцев спустя о той же самой группе начинала говорить вся остальная школа.

Сегодняшний вечер не исключение. Что бы ни играло в машине Люси, оно вызывает у меня тошноту и одновременно заставляет ногой отстукивать ритм. Мне хочется возненавидеть песню, но почему-то не получается.

– Что это за хрень? – Прикручиваю громкость, чтобы Люси уловила мой голос. – Я только раз ее услышала, а уже люблю-ненавижу. В смысле, гадость, но все равно хочется под нее танцевать.

– Круто, – смеется Люси. – Непременно передам твои слова Конору, как доберемся. Держу пари, он оценит.

Понятия не имею, о ком она. Люси умеет кучу всего наговорить, а по сути ничего и не сказать. Она ловит мой взгляд.

– А, точно, прости. Конор – тот, кто поет эту песню. Солист «Имя собственное и нарицательное», группы, которая проводит прослушивание. Так что насладишься их творчеством лично. – Люси шлет мне улыбку. – Может, решишь потанцевать. Или даже спеть.

– Ну конечно, мне захочется погорланить посреди репетиции какой-то левой группы, – фыркаю я. – Вот уж нет, спасибо.

Она сжимает губы, когда мы останавливаемся на светофоре.

– Знаешь, я помню, как ты все время танцевала… и пела. Помнишь, как я застукала тебя танцующей под музыку в спальне, а потом еще и Джордан пришел? Мы с ним тоже начали танцевать… ты начала петь… Джордан сбегал за гитарой. Нам даже не нужен был повод. Я могла часами наблюдать, как вы вместе пишете музыку. Честно, Мэй. – Она шмыгает носом, и я чувствую на себе ее взгляд, но сознательно отворачиваюсь и смотрю в окно.

Люси качает головой.

– Мне очень не хватает тех тусовок. Ты поешь, Джордан играет на гитаре, я на барабанах… – Она смотрит на меня, видит мое замкнутое выражение лица. – Знаю, это сложно, но разговоры о нем не приведут к концу мира. Может быть, они даже помогут… – Подруга осекается, наткнувшись на мой гневный взгляд. – Или нет.

Какое-то время молчу, затем спрашиваю: