Счастливчики - [17]

— Разумеется, — сказал Медрано. — По сути, дона Гало и некоторых других беспокоит то, что наше будущее находится в несколько подвешенном состоянии. Поэтому они волнуются и спрашивают, как называется пароход. А, собственно, что такое название? Разве оно является гарантией того, что мы все еще называем «завтра», это чудище с занавешенным лицом, ни в какую не желающее открыть лицо и подчиниться.

— А между тем, — сказал Лопес, — впереди начинают вырисовываться роковые силуэты — небольшой военный корабль и светлоокрашенный сухогруз. Скорее всего, шведский, у их судов лица всегда чистые.

— Очень кстати заговорили о нашем неопределенном будущем, — сказала Клаудиа. — Но вся эта затея — приключение, пусть обыденное, но приключение, а в любом приключении будущее — самая большая ценность. Если мы находим в этой затее особый вкус, то потому, что приправой тут служит будущее, прошу прощение за кулинарную метафору.

— Дело в том, что не все любят острые соусы, — сказал Медрано. — Есть, по-видимому, два совершенно противоположных способа усилить вкус настоящего. В данном случае некое Руководство решает устранить всякое конкретное упоминание будущего и создает тайну с отрицательным знаком. Разумеется, люди предусмотрительные пугаются. А лично моим ощущениям это абсурдное настоящее придает остроту, я наслаждаюсь каждой минутой.

— И я тоже, — сказала Клаудиа. — Отчасти потому, что не верю в будущее. От нас скрывают всего лишь причины настоящего. Возможно, они и не догадываются, сколько магии для нас в их бюрократических тайнах.

— Конечно, не догадываются, — сказал Лопес. — Магия, да… Скорее всего тут, как всегда, невероятное переплетение интересов, причин, сложных чиновничьих взаимоотношений.

— Не важно, — сказала Клаудиа. — Коль скоро это доставляет нам такое удовольствие.

Автобус уже остановился около складов таможни. Порт тонул в темноте, редкие фонари и сигареты офицеров полиции, стоявших у отворенной двери, много света не давали. На расстоянии нескольких метров ничего не было видно, и густой запах летнего порта сразу же прилипал к лицам выходивших из автобуса людей, затушевывая на них выражение растерянности или радости. Дона Гало водрузили в кресло, и шофер покатил его ко входу, где уже стоял и распоряжался инспектор. «Не случайно, — подумалось Раулю, — все идут, сбившись в кучку. Словно боятся отбиться».

Один из офицеров выступил вперед — сама любезность.

— Добрый вечер, сеньоры.

Инспектор достал из кармана бумаги и передал офицеру. Сверкнул луч электрического фонарика, где-то просигналил автомобиль, кто-то, невидимый, закашлял.

— Сюда, пожалуйста, будьте любезны, — сказал офицер.

Желтый глаз фонарика пополз по бетонному полу, усеянному соломенной трухой, металлическим мусором, мятой бумагой. Тихие разговоры гулко зазвучали в огромном пустом бараке. Желтый глаз высветил длинную таможенную стойку и застыл, указывая путь осторожно приближавшейся кучке людей. Слышно было, как Мохнатый сказал: «Ну и навороты, точь-в-точь как у Бориса Карлофа». Фелипе Трехо закурил сигарету (мать ошеломленно уставилась на сына, первый раз курившего в ее присутствии), и огонек спички на мгновение неверным светом осветил всю сцену — вереницу растерянных людей, направлявшихся вглубь помещения к дверному проему, за которым темным светом светилась ночь. Нора, повиснув на руке Лусио, зажмурилась и не желала открывать глаз, пока они не окажутся за дверью, под открытым небом без звезд, на свежем воздухе. Они первые увидели пароход, и когда взволнованная Нора обернулась, чтобы сообщить об этом остальным, полицейские с инспектором уже окружили процессию, фонарик был погашен, и только тусклый свет уличного фонаря освещал край деревянного трапа. Инспектор отрывисто похлопал в ладоши, и из нутра пакгауза, неловкой насмешкой, донеслись еще более отрывистые и механические хлопки.

— Я благодарю вас за проявленный дух сотрудничества, — сказал инспектор. — Мне остается лишь пожелать вам счастливого плавания. Судовые офицеры займутся вами и проводят в каюты. Пароход отчалит через час.

Медрано вдруг показалось, что слишком долго они, прикрываясь иронией, оставались пассивными, и он выступил вперед. Как всегда в подобных случаях, ему стало смешно, но он сдержался. И как всегда, он испытал глухое удовольствие, со стороны наблюдая себя самого в момент, когда собирался совершить поступок.

— Скажите, инспектор, уже известно, как называется судно?

Инспектор утвердительно наклонил голову. Даже в темноте ясно была различима плешь, обрамленная венчиком волос.

— Да, сеньор. Офицер только что сообщил мне, а ему позвонили из центра и сказали, куда нас вести. Судно называется «Малькольм» и принадлежит компании «Маджента Стар».

— Грузовое, судя по очертаниям, — сказал Лопес.

— Грузопассажирское, сеньор. К тому же — из лучших, поверьте. Превосходно оборудованное, готовое принять на борт небольшую группу избранных пассажиров, каковыми вы и являетесь. У меня есть опыт в этой области, хотя я и служил главным образом в налоговых учреждениях.

— Вам будет там прекрасно, — сказал полицейский офицер. — Я поднимался на судно и заверяю вас, это так. Была заминка, команда бастовала, но теперь все улажено. Вы же знаете, как разлагают коммунистические идеи, раз от разу служащие разбалтываются, но, к счастью, мы живем в стране, где есть порядок и власть. И в конце концов даже самые отпетые иностранцы берутся за ум и кончают дурить.