Счастливая звезда Хомы и Суслика - [3]
— Ты? Много ел? — поразился Кабан.
— Маленький был, глупый, — повторил Хома его слова.
— Ты и сейчас маленький, но вредный, — вновь обозлился Кабан. — Раздавлю. Так меня опозорил!
— Такого большого и клыкастого не опозоришь, — уверенно возразил Хома. — Это меня можно опозорить, а тебя — никогда. Скажи, что не правда?
— Правда. Но…
— Если ты всех, кто тебя уважает, давить будешь, никого не останется, — гнул своё Хома.
— А разве ты меня уважаешь? Ты же меня не любишь!
— Я тебя уважаю, но не люблю, — хитро сказал Хома.
— Как? — хрюкнул Кабан.
— Я тебя уважаю как украшение рощи, — разъяснил Хома. — Без тебя бы она вмиг обеднела. Все в роще есть: Медведь, Волк, Лиса. А представь себе — Кабана нет!
— Не могу представить, — признался Кабан.
— И я не могу. Даже поругаться не с кем. И вообще я не прав, — понесло Хому, — я тебя, наверное, больше люблю, чем уважаю. Только сейчас понял!
— Э-э, вот я тебя и подловил, — засиял Кабан. — Разве ссорятся с теми, кого любят?
— А как же! Кого любят, с теми и ссорятся, ругаются, ничего не прощают!
— Похоже… — протянул Кабан. — Я папашу своего очень любил и всё время с ним ссорился, а то и дрался. Да и мамаша моя души в нём не чаяла, а никогда ему спуску не давала.
Счастливые воспоминания растрогали Кабана. Он неожиданно выпустил Хому и сел под дубом.
И хотя Хома мысленно был уже дома, он благоразумно решил остаться. Ну, удерёшь. А потом снова ходи и вздрагивай!
Хома уселся рядом с ним.
Это ещё больше расположило к нему Кабана. Не хнычет, не выкручивается. Не убегает, наконец. Может, и впрямь к нему, Кабану, по-своему хорошо относится.
— Ну, допустим, — задушевно начал Кабан, — допустим, ты не врёшь. А вот не уважаешь меня за что?
— За хамство, — выпалил Хома. И чуть не зажмурился от страха.
Но Кабану понравилась его смелость.
— Бывает, — ухмыльнулся он. — Папаша мой незабвенный, хам из хамов, то же самое говорил: «И в кого ты таким хамом уродился, хамло!»
— Может, смеялся? Шутил?
— Никогда! — заверил Кабан. — И я тоже никогда не шутил. Ни разу в жизни, — пожаловался он. — Сам не шучу, шуток не понимаю и вообще не смеюсь.
— Всё от питания зависит, — понимающе произнёс Хома.
— Ну!
— Жёлуди, они какие? Твёрдые, крепкие. И ты такой же. У тебя твёрдый нрав.
— Твёрдый, — охотно поддакнул Кабан.
— Тебе бы помягче быть, — посоветовал Хома.
— Не выходит.
— А если постараться? — настаивал Хома.
— Попробую, но не обещаю.
— И то хорошо.
— А ты надо мной никогда не смейся, — строго предупредил Кабан.
— Не обещаю, но попробую.
— Что? — внезапно расхохотался Кабан. — Я ему: «Попробую, но не обещаю». А он мне: «Не обещаю, но попробую». Ха-ха-ха!
— А говорил, шуток не понимаешь, — подмигнул Хома.
— Первый раз в жизни понял, — вытер слёзы Кабан. — Крепко шутишь! Хорошо, что я тебя пощадил. Иди гуляй, пока я добрый.
И хохоча направился в чащу.
— Надо же! — ликующе повторял он. — Не обещает, но попробует. Надо бы запомнить.
Однако правильно говорят, что беда не приходит одна. На смену одной зачастую набегает другая.
Не успел Кабан за деревьями скрыться, как кто-то цепко схватил Хому за шкирку.
Глянул он и обомлел — Лиса!
— Ко мне! — истошно закричал Хома.
Мигом вернулся Кабан. Как вихрь налетел.
— А ну, отпусти, — наставил он клыки на Лису. — Не смей моего веселого дружка огорчать!
Лиса поспешно выпустила добычу:
— С каких это пор — дружка?
— С сегодняшнего дня!
— Шутишь? Отдай его мне, — потребовала Лиса.
— Шучу, — опять затрясся от хохота Кабан. — Тебе отдать? Попробую, но не обещаю. Ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха, — развеселился Хома.
— Тронулись, — повертела Лиса Лапой у виска.
— Ага, — давясь от смеха, кивнул Хома. — Тронулись в путь — домой. А не умом тронулись.
— В путь тронулись, — слёзы вновь хлынули из глаз Кабана, — а не умом тронулись! — загоготал он и от восторга даже подпрыгнул. — Да она, злодейка, шуток не понимает!
Он вгорячах схватил Лису, вытер её пушистым хвостом слёзы и отшвырнул злодейку в сторону.
— Сейчас лопну! — надрывал животики Хома.
— А что, я пошутил, да? — удивился Кабан.
— Ты её… хвостом… свои слёзы вытер, — еле вымолвил Хома.
— Я? Хвостом? — залился смехом Кабан. — Она его теперь сушить будет.
— Три дня, — простонал Хома.
— Три дня — что? — не понял Кабан.
— Сушить три дня!
— Вот дура. Ха-ха-ха! — загрохотал Кабан. — Ну, умора!
Лиса с ненавистью поглядела на них.
— Гы-гы-гы, — передразнила она.
— Ой, умру, — повалился со смеху Кабан. — Уходи с глаз долой. Ум-м-моляю!
Лиса гордо фыркнула и независимо удалилась.
Когда они насмеялись всласть, до икоты, Кабан восторженно проводил Хому до самой норы.
На прощанье Кабан сказал:
— И все-таки надо мной не смейся.
— Там видно будет, — беззаботно ответил Хома и добавил — Особенно ночью.
— Не могу, — вскричал Кабан. — Ох-ха-ха… Особенно ночью!
И, пошатываясь, побежал обратно в рощу. Чтобы там успокоиться.
Когда Хома рассказал Суслику о своих приключениях, тот укоризненно заметил:
— Выходит, ты обманул, что любишь его, но не уважаешь.
— Ни капельки. Я всех живых люблю. И друзей, и врагов. Без врагов жить скучно. Помнишь, как я Коршуна выручил? — И Хома взглянул на огорчённого Суслика. — Но друзей я люблю больше.
— Намного? — засиял лучший друг.
