Счастливая Женька. Начало - [12]

– По-честному, – верещала она, раскачиваясь посреди двора, – а то, понимаешь, сами в хоромах, а меня, эт самое, как пса шелудивого, чуть не под забор…

– Не перестанешь вести такой образ жизни, там и окажешься! – не выдерживала Зина.

Райка будто этого и ждала, тут же взвивалась пестрым барачно-матерным фейерверком. Когда Зинаида жаловалась мужу, тот морщился, как от сильной боли и обещал поговорить с сестрой. Женька почти физически ощущала нехватку воздуха, находясь в родительском доме. И стремилась, по мере возможности, сократить своё пребывание в нем.

4

Женя училась уже на втором курсе и жила у бабушки. По официальной версии потому, что от Галины Аркадьевны, проживающей в городе, до института было гораздо ближе и удобнее добираться, чем из Женькиного пригорода. К тому же матери Зинаиды было уже под семьдесят и в этой связи, помощь и даже обычное присутствие рядом близкого человека, были бы совсем не лишними. Но на самом деле, переезд, который планировался, но все время откладывался по тем или иным причинам, случился внезапно, после ужасной ссоры с отцом в день Женькиного восемнадцатилетия. Отец с матерью с утра её поздравили и подарили черное драповое пальто и зимние сапоги. Отец при этом произнес целую речь, в которой было много всего: и то, что теперь она совершеннолетняя, и то, что они долго с матерью копили, буквально отказывая себе во всем, чтобы одеть свою дочь-студентку, и конечно, она же понимает, что уже взрослая, и, что больше такие подарки они позволить не смогут, ведь, не забывай, что у тебя есть младший брат, и что родители в её возрасте уже зарабатывали на жизнь самостоятельно и прочая, и прочая.Женька поблагодарила обоих и расцеловала, а заодно сообщила, что идет вечером отмечать день рождения с друзьями в кафе. Отец, собиравшийся уже покинуть комнату, замер, как английский пойнтер, засекший дикого селезня, и тут началось… Валерий Михайлович, не стесняясь в выражениях, поинтересовался, – откуда у неработающей студентки могут быть деньги на кабак, да ещё в таком количестве, чтобы угощать целую толпу бездельников.

– Это возмутительно, вести себя подобным образом, зная,как нам приходится экономить, – бушевал Валерий Михайлович, – Мать, ты видишь, кого мы вырастили! Да ты знаешь, кто посещает такие места? Бандиты и проститутки!

– Во-первых, не кабак, а кафе, во-вторых, – еле сдерживаясь, цедила сквозь зубы, бледная Женька, – во-вторых, я не прошу у тебя денег, и никогда не просила, даже, когда мне было одиннадцать! Уже тогда я знала, что это бесполезно, в-третьих, я кое-что отложила со стипендии, в – четвертых, мои друзья не бездельники, а студенты медицинского института, будущие врачи и, в-пятых, это они скидываются, у нас так принято.

Женька вскочила и стала заворачивать подаренные родителями пальто и сапоги, под аккомпанемент отцовского крика:

– Ты слышишь, как она разговаривает! Зинаида! В моём собственном доме, меня оскорбляет родная дочь. А все эти её идиотские поездки на дачу и общение с твоей безумной мамашей, полюбуйся теперь, я тебя предупреждал, это не доведет до добра… Она уже сколько раз заявлялась поздно, и разило от неё спиртным! – Валерий Михайлович начал задыхаться и сел на стул. Перепуганная Зинаида уже бежала к нему с каплями.

– Не трогай бабушку, если бы не она с дедом, у меня вообще детства бы не было… Я бы… свихнулась тут с вами,… окончательно, – упавшим голосом сказала Женька, и, завернув, наконец, пальто, обратно, в бумагу, водрузив на него коробку с сапогами, она все это очень быстро отнесла в комнату родителей, и, уже из коридора, натягивая пуховик, жестко произнесла:

– Да, и сегодня я буду пить шампанское, ведь именно так поступают проститутки и бандиты, так ведь, папа? – обернувшись у входной двери,глухо добавила, – Не нужны мне ваши подарки, обойдусь.

В этот же день она переехала к бабушке. Галина Аркадьевна встретила Женьку сдержанно, поговорила с ней на счет того, что «родителей не выбирают», и что «не судите, да не судимы будете», и все в таком же духе. Но в глубине души, была рада, определила Женьку в гостиную, велела обустраиваться по своему усмотрению, сама переехала в спальню, а дочери по телефону сказала, как отрезала:

– Пусть живет у меня и спокойно учится, а что касается твоего Валерия Михайловича, – переживет, напомни ему, что нервные клетки не восстанавливаются, а Евгешу я понимаю, рядом с ним и тесто киснет.

Учиться было трудно. Особенно вначале, тогда она дважды пересдавала анатомию, и её чуть не отчислили. Сейчас Женька более-менее освоилась, втянулась, и хотя, ей многое казалось наносным и лишним, она понимала, что с выбором профессии не ошиблась, что находится на своем месте.Трудно было ещё и в психологическом плане, в её группе были мажоры, папенькины дочки-сыночки, подъезжавшие к институту на личных автомобилях. Общались они исключительно друг с другом, редко снисходя до простых смертных вроде Женьки и нескольких её сокурсников. Она злилась на себяиз-за того, что это задевает её гораздо сильнее, чем ей бы хотелось. При всем своём желании она не могла даже приблизительно одеваться так, как они. Бабушка, конечно, подкидывала кое-что из своей небольшой пенсии, но этого было явно недостаточно, чтобы выглядеть хотя бы отдаленно, так как, например, Алина с её курса, дочка «скромного» работника Минздрава.