Счастливая - [9]
Момент настал. Я держала телефон на коленях. Мама находилась в считанных милях от университета: приехала накануне, чтобы забрать меня на каникулы. По всей видимости, сейчас она уже встала и суетилась в гостиничном номере недорогой «Холидей-инн». В то время ей приходилось таскать с собой кофеварку и запас кофе без кофеина. Раньше она ежедневно поглощала до десяти чашек крепкого натурального кофе и теперь пыталась избавиться от этой зависимости, а в ресторанах кофейный напиток был еще редкостью.
Накануне, перед тем как она подбросила меня к дому Кена Чайлдса, мы договорились встретиться у общежития в восемь тридцать утра: по ее мнению, поздновато, но что ж поделаешь — я ведь собиралась как следует оттянуться на прощальной вечеринке. Переводя взгляд с одной подруги на другую, я ждала, что кто-нибудь скажет: «Да не такой уж у тебя жуткий вид» или сочинит для меня единственно возможную убедительную историю про то, как я ушиблась и порезалась, — мне самой ничего не приходило в голову.
Три набрала номер.
А услышав в трубке голос моей мамы, произнесла:
— Миссис Сиболд, с вами говорит Три Робек, подруга Элис.
По всей видимости, мама поздоровалась.
— Передаю трубку Элис. Ей нужно с вами поговорить.
И протянула мне трубку.
— Мам, — выдавила я.
У меня ощутимо дрогнул голос, но она, похоже, этого не заметила и начала с явным раздражением.
— Hv что там еще, Элис? Ты же знаешь, я вот-вот подъеду. Имей терпение!
— Мам, мне надо тебе кое-что сказать.
Тут она заподозрила неладное.
— Что такое? Что с тобой?
Я проговорила свою реплику, как по сценарию:
— Вчера вечером, когда я шла через парк, меня избили и изнасиловали.
У матери вырвалось:
— О боже… — От испуга у нее перехватило дыхание; охнув, она взяла себя в руки. — Как ты сейчас?
— Мамочка, приедешь за мной? — спросила я.
Она обещала примчаться через двадцать минут — ей оставалось побросать в сумку вещи и выписаться из гостиницы.
Я повесила трубку.
Мэри-Элис предложила перебраться в ее комнату и посидеть там до приезда моей матери. Кто-то принес пакет не то рогаликов, не то пончиков.
К этому времени общага пробудилась ото сна. Повсюду царила суматоха. Многие из студентов, включая моих подружек, должны были встретиться с родителями, чтобы вместе позавтракать; кое-кто уже опаздывал в аэропорт или на автовокзал. Девчонки, хлопотавшие вокруг меня, все время убегали собирать вещи. А я так и сидела, привалившись к шершавой стене. Дверь то и дело открывалась, и до моего слуха долетали обрывки разговоров: «а где она?», «…изнасиловали…», «…видали, что у нее с лицом?», «…она его знает?», «…жуть какая…».
Со вчерашнего вечера я ничего не ела, разве что поклевала изюм в гостях у Кена Чайлдса, но сейчас все эти пончики-рогалики не лезли в горло: на языке оставался неистребимый привкус той мерзости, что побывала у меня во рту. Все труднее было бороться с дремотой. Ведь я не спала целые сутки — нет, гораздо больше, поскольку до этого ночи напролет готовилась к экзаменам, — но боялась заснуть до маминого приезда. Подруги, к которым присоединилась староста общежития, всячески окружали меня заботой (в меру своего девятнадцатилетнего опыта), но я чувствовала, что нас разделяет некий рубеж, хотя им этого не понять. Мне и самой было этого не понять.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ребята уже стали разъезжаться, а я все ждала маму. Сжевала крекер, который сунула мне не то Три, не то Мэри-Элис. Знакомые заглядывали попрощаться. У Мэри-Элис билет был на вечер. Она по наитию сделала то, на что мало кто способен в критической ситуации: спланировала свои действия по минутам.
Мне хотелось переодеться к маминому приезду, чтобы отправиться домой в опрятном виде. Помню, как изумлялась Мэри-Элис, когда я, отбывая на зимние и весенние каникулы, перед посадкой в пенсильванский автобус надевала юбку с блейзером. Сама Мэри-Элис стояла на тротуаре в тренировочных штанах и линялой кофте, готовясь запихнуть в багажник родительского автомобиля многочисленные мешки с нестираными вещами. Что касается моих родителей, им нравилось видеть меня прилично одетой, и мы нередко спорили, в чем мне идти в школу. В одиннадцать лет я села на диету, и главной темой семейных разговоров стал мой вес и внешний вид. Отец был мастером сомнительных комплиментов. «Ты у нас прямо как русская балерина, — говорил он, — только пухленькая». Мама вторила: «Для обаятельной девочки вес не играет роли». Видимо, таким образом они давали понять, что считают меня красавицей. В результате, естественно, я чувствовала себя уродиной.
Изнасилование стало наглядным подтверждением этой мысли. А до этого в школе, на выпускном вечере, двое мальчишек в качестве прощального пожелания вручили мне спички и химический краситель. Спички — чтобы вставлять между веками для исправления азиатского разреза глаз, а краситель — для кожи лица. Я всю жизнь была бледной — бледной и совершенно неспортивной. Рот до ушей, глазки маленькие. Наутро после изнасилования губы покрылись рубцами, глаза заплыли.
Я надела кильт из красной с зеленым шотландки, заколов его специальной булавкой, в поисках которой мы с мамой обегали все магазины. Запахивающаяся юбка — вещь рискованная, твердила мама, особенно когда на стоянке или в торговой зоне нам встречались женщины и девушки, у которых ветер задирал переднее полотнище кильта и обнажал ляжки — пользуясь маминым выражением — «до критического предела».
«Шестого декабря тысяча девятьсот семьдесят третьего года, когда меня убили, мне было четырнадцать лет» — так начинается самый поразительный бестселлер начала XXI века, трагическая история, написанная на невероятно светлой ноте.«Милые кости» переведены на сорок языков, разошлись многомиллионным тиражом и послужат основой для следующего, после «Властелина колец» и «Кинг-конга», кинопроекта Питера Джексона. В этом романе Сюзи Сэлмон приспосабливается к жизни на небесах и наблюдает сверху, как ее убийца пытается замести следы, а семья — свыкнуться с утратой…
Отношения между Хелен Найтли и ее матерью многие годы напоминали жестокую схватку двух беспощадных противников. И вот Хелен переступает черту, за которую раньше боялась даже заглядывать. После убийства матери ее жизнь стремительно меняется. Женщина, которая потратила столько душевных сил на то, чтобы завоевать любовь матери, неспособной кого-то любить, внезапно обретает свободу, и эта свобода оказывается зыбкой и пугающей.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.