Счастье жить вечно - [13]

По замерзшим домам прекрасного города, с этажа на этаж, из квартиры в квартиру неумолимо шествовали три друга — голод, стужа, смерть. А армии оккупантов у стен Ленинграда пребывали в твердой уверенности, что не сегодня-завтра эти их верные помощники доведут свое дело до конца — распахнут перед завоевателями ворота неприступного города, превращенного в кладбище.

Февраль сорок второго года был роковым для семьи Николая Михайловича Петрова — кадрового рабочего «Красного треугольника». Отец Нины разрывался между заботами о семье и все возрастающими тревогами за родной город, за родной завод. Этот пожилой человек, как и все, терзаемый голодом, до отупения мерзший дома, на улицах, в заводских цехах, не знал ни минуты покоя. И семья Петровых, типичная рабочая ленинградская семья, заражалась его кипучей энергией, негаснущими оптимизмом и верой. И тем большим ударом для нее явилась первая невозместимая утрата — смерть Николая Михайловича.

Она подстерегла обессиленного больного человека, когда тот возвращался с завода. Он прислонился спиной к стене в надежде дать передышку измученному, работающему на последнем пределе сердцу. Нужно было одолеть навалившуюся сонливость. Он знал: ее во что бы то ни стало необходимо прогнать, а для этого — не останавливаться, шагать, шагать! Но он сдавал перед нею и, чувствуя, что это — конец, остановился, в изнеможении прислонился к стене и согнул колени.

Рядом не оказалось никого, кто бы вовремя встряхнул его, не позволил сомкнуть тяжелые веки и тем самым не отдал бы человека во власть смерти, шагавшей за ним по пятам и вот дождавшейся, когда он, наконец, закрыл глаза, прекратил сопротивление.

Мать Нины — Екатерина Григорьевна — очень мало побыла на свете одна, без мужа и друга: не прошло и двух недель, как Нина и брат ее Борис уже положили закостеневший на морозе, маленький и совсем невесомый труп матери на салазки, впряглись в них и повезли, чтобы предать земле.

В том же феврале голодная смерть снова наведалась в семью Петровых. Теперь она унесла годовалого ребеночка, племянницу Нины — Маргаритку, родившуюся перед самым началом войны.

Не раз еще после этого отправляла Нина в последний путь родных и близких людей. Не раз долбила тяжелым ломом промерзшую землю… В апреле тысяча девятьсот сорок второго умер братишка Толя, — ему только что исполнилось тринадцать лет. Через месяц пришлось хоронить отца Маргаритки, мужа сестры…

Как только она все это вынесла? Откуда взялись у нее силы не свалиться самой? Видимо, ошибались мама и папа, напрасно считали девочку хрупкой, восприимчивой ко всякого рода болезням. Если бы они только знали, как она вынослива, сколько в ней силы, терпения и бесстрашия!

В тот самый вечер, когда Нина осталась совсем одна в опустевшей, промерзшей, погруженной в темноту квартире, девушка окончательно решилась совершить шаг, который с первого дня войны неотвратимо зрел в ее сознании.

Петрова склонилась над листиком из ученической тетради, скудно озаренным язычком пламени огарка свечи.

Хотелось найти самые точные и самые яркие слова. Но они почему-то ускользали, не ложились под перо. Из-под него выходили уж очень простые, слишком будничные для такого случая. Нина перечеркнула и изорвала один листик, второй, третий… А потом сразу решила: дело вовсе не в словах!

И уже без всяких поправок, спокойно, быстро и четко написала:

«Заявление. Прошу предоставить мне возможность всю себя отдать борьбе с фашизмом. Готова на любые, самые трудные задания, связанные с опасностью для жизни. Буду мстить врагу до последнего вздоха. Не откажите в моей просьбе — пошлите меня в тыл к гитлеровцам, к партизанам — народным мстителям…»

…Воздушный корабль внезапно сбавляет ход.

— Приготовиться! — звучит короткая, вполголоса команда.

Люк кабины распахнут. С ревом ворвались в кабину морозный воздух и рокот моторов самолета, заполнили ее до отказа. Кто-то, размахнувшись, швыряет за борт, навстречу темноте ночи тюк с продовольствием, подвязанный к еще не раскрывшемуся парашюту.

Теперь пришла очередь выбрасываться людям.

Первым подошел к люку Михаил Иванович Ляпушев. Тридцатидвухлетний коренастый мужчина, советский работник одного из районов Ленинградской области, он был назначен четвертым участником группы разведчиков и ее командиром.

Ляпушев основательно готовился стать партизаном. Его обучили меткой стрельбе и топографии, многочисленным уловкам конспирации, умению вести боевые действия в исключительных условиях партизанского леса. Он научился совершать продолжительные, трудные пешие переходы, долго ползти по-пластунски, ходить по незнакомой местности, руководствуясь лишь картой и компасом. Ляпушев был отважен и силен.

Но случилось, что этот человек так ни разу и не совершил прыжка с парашютом. Даже с учебной вышки. Быть может, Михаил Иванович предназначался первоначально для переброски в тыл врага не по воздуху, а по земле. Весьма вероятно и другое — в тревоге тех грозных дней не успели вовремя все предусмотреть, забыли, что человек идет в воздушный десант. Так или иначе, но знакомство Михаила Ивановича с парашютным спортом свелось лишь к одной — единственной, чисто теоретической лекции, которую он прослушал еще в Ленинграде. В теории, оторванной от практики, прыжок с самолета выглядел этакой простой и даже веселой, ничего не требующей от тебя прогулкой по небесам.