Счастье взаимной любви - [4]

Шрифт
Интервал

— Нет, вы послушайте этого идиота! — не унималась Сара. — Ему помогают хулиганы, которых он называет своими детьми, хотя надо еще спросить у их мамы, от кого у нее эти бандиты! Ха-ха-ха! В день победы над проклятыми фашистами они приносят бутылку дешевой водки без закуски, и это он считает помощью! Дети помогают ему быстрей подохнуть, и это правильно, побыстрей бы подохли все пьяницы в нашем паршивом городе, чтобы был чистый воздух!

Крики Сары и ее проклятия по адресу родной дочери, при всей своей библейской силе, достигали цели лишь наполовину. Стоя у открытого окна на втором этаже квартиры, Аня слышала каждое слово, но на материнскую анафему не обращала ровно никакого внимания. Ужасная ругань достигала только слуха и не будоражила ни ее сознания, ни чувств. Сколько помнила себя Аня, столько и орала мамаша. То на соседей, то на тихого отца. Аня уже настолько привыкла к материнским воплям, что, когда они прекращались, ей как будто чего-то не хватало.

Отца своего, заслуженного сталевара СССР Василия Ивановича Плотникова, Аня искренне любила, а может быть, больше жалела, потому что жить с такой женой было адом кромешным. Аня не понимала, как он год за годом молчаливо сносил эту жизнь, ни разу не урезонив буйную супругу даже словом. Инвалид Петрович с похмелья что-то перепутал, посетовав на то, что Вася на работе и не может дать укорот своей жене. Он забыл, что Вася никогда даже и не пытался ее унять.

От отца Ане достались глаза — голубые и прозрачные, а также фамилия и отчество: Плотникова Анна Васильевна. Но никаким Аниным воспитанием тот тихий работяга не занимался, так как давным-давно махнул рукой на буйство своей супруги.

Аня внимательно разглядывала себя в зеркале и чем больше всматривалась в свое отражение, тем больше утверждалась в мысли, что от обеих кровей, перемешавшихся в ее венах и артериях, она взяла не худшее, как утверждала мать, а лучшее.

А матушка во дворе все еще не сбавляла напора, хотя и вернулась к уже отработанной теме.

— Я вам еще раз скажу: дети от русского и еврейки — это исчадие ада! Такое не приснится даже дьяволу в страшном сне, получается полное дерьмо! — продолжала надрываться Сара, а Аня сняла с комода зеркало и повесила его на стенку под другое зеркало, поменьше, так что в целом оба зеркала отражали ее фигуру в полный рост.

Она неторопливо разделась догола, влезла в туфли на высоком каблуке и взглянула на свое отражение. При этом в голове ее текли плавные, ленивые, как всегда, ничем не встревоженные мысли. Порой этот мыслительный поток и вовсе обрывался, и в сознании образовывалось пустое пространство. Но внизу живота поднималась теплая волна томного возбуждения, словно все мысли проваливались туда, в щель между ног. Потом волна спадала, и в мозгу начинал клокотать поток обрывочных суждений.

И что разоралась, старая еврейка?.. Орет, как недотраханная ослица. Это и есть еврейская кровь. Потому что есть жиды, а есть евреи. Евреи — древний, прекрасный и удивительно талантливый народ. Избранный Богом. А Карл Маркс — жид. Гитлер и Сталин — тоже жиды. Инвалид Петрович, который вечно торчит во дворе и норовит хлопнуть по заднице, если идешь мимо, — конечно же, настоящий жид… Отец был русским… На заводе варил сталь. Всю жизнь. Зарабатывал, правда, неплохо, но жене-еврейке никогда его заработков не хватало.

Она смотрела на себя в зеркало, и это каждодневное углубленное занятие заставило ее настолько сосредоточиться, что крики мамаши за окном стали казаться приглушенными, будто доносились из-под подушки.

…Да, удачно перекрасилась в блондинку. Темная кожа лица, ярко-голубые глаза и золотые волосы — убойное сочетание… А вот грудь все-таки тяжеловата. Грудь взрослой телки. Для шестнадцати с небольшим лет полновата грудь. Интересно, если каждую сиську на весах взвесить, сколько потянет?.. Носик русский, чуть вздернутый… А лицо узкое, тонкое, еврейское… Разрез глаз тоже восточный, дремучий, таинственный…

Она достала из буфета швейный сантиметр и в который раз измерила свои представительские параметры, словно собиралась посылать эти данные вместе с фотографией в какой-нибудь журнал или на конкурс красоты. Как и прежде: 105, 66, 105 сантиметров по груди, талии и бедрам. При среднем росте показатели почти призовые. В манекенщицы, понятно, не возьмут, там рост нужен под 180, но такие дылды не очень-то ценятся. Мужчины-коротышки чувствуют себя угнетенными при таких баскетбольных великаншах.

Голос матери за окном, достигнув крещендо, начал давать сбои, перешел на сипение и повизгивание.

— И вы сейчас думаете, что она лежит на софе и плачет в подушку от своей подлой жизни?! Я вам скажу, что вы очень ошибаетесь! Я вам скажу, что сейчас она стоит перед зеркалом и рассматривает свою голую задницу! Вот что она делает!

Эти слова Аня услышала, когда скалилась в зеркало, рассматривая свои ровные белые зубы, и никакого изъяна в них не находила.

…Орет и орет, но уже устала, ухайдокалась… О себе бы подумала! Всего-то тридцать семь лет бабе! Ожирела, конечно, но есть любители и на такой соблазн. Каждую неделю ездит в Москву, якобы в синагогу, теперь это так называется. Просто любовник у нее около синагоги живет. Вот она и трахается вместо молитвы. А в мужике этом килограммов сто веса. Интересно, в какой позе утешаются два таких пузатых носорога? Могли бы аэробикой заняться, в сауну сходить, на теннисный корт. До пятидесяти лет женщина должна выглядеть хоть куда. А потом еще пару годков, и жить уже незачем… В пятьдесят с небольшим Анна Васильевна Плотникова умрет… Имя хорошее — Анна Васильевна. С таким именем в России жить можно… А если судьба ненароком забросит, скажем, в Израиль, то там можно метрику показать, где значится мама: Сара Моисеевна Шломович. Опять же получится «своя». Неплохо, но в Израиле делать нечего.


Рекомендуем почитать
Память и желание. Книга 1

Роман «Память и желание» – это сага о всепоглощающей страсти и несбывшихся надеждах; это роман о хитросплетениях судеб и событий. Он охватывает несколько десятилетий жизни героев и переносит читателей из предвоенного Парижа и разоренной войной Польши во дворцы современной Италии, в благополучную Швейцарию и на другой континент – в Америку наших дней.До последних страниц книги читатели с напряженным вниманием следят за жизнью семьи главной героини Сильви Ковальской, пытаясь угадать развязку драматической и таинственной истории.


Прощальное эхо

Обаятельная миссис Клертон, кажется, имеет все, о чем только может мечтать любая женщина: роскошный дом в Лондоне, любящего, заботливого мужа, деньги. Но что ее, в прошлом москвичку Оксану Плетневу, безудержно влечет в родной город? Ностальгия, или, может быть, оставшаяся там любовь?..


Единственная женщина

Московская жизнь, казавшаяся издалека такой привлекательной, становится для главной героини романа Лизы Успенской жестокой жизненной школой. Ей приходится столкнуться и с обитателями московского «дна», и с капризными светскими дамами. В момент полного отчаяния она встречает человека, которого, как она вскоре понимает, искала всю жизнь. Но, несмотря на взаимную любовь, счастье с ним оказывается нелегким. Став женой крупного предпринимателя, Лиза не только получает возможность отдыхать за границей и жить в роскоши, но и разделяет с мужем все трудности и опасности его жизни.


Такая как есть

Героиня романа Ева Черни добивается всего, о чем она мечтала, для нее не существует запретов и препятствий, она не боится рисковать. Ее врожденный дар – возвращать женщинам красоту и молодость – приводит ее на вершину успеха: ее косметику и духи знают во всем мире.Блестящая женщина, Ева легко распоряжается чужими жизнями, но почему же в ее собственной события не всегда происходят по ее сценарию? Почему тайны, которые Ева тщательно прячет от посторонних глаз, снова и снова преследуют ее?