Счастье взаимной любви - [22]

За этими разговорами Алла закончила прическу, заставила Аню надеть на себя ее кожаную юбку и французскую кофточку, окинула подругу взглядом и завистливо произнесла:

— Может, ты и не красавица, но секс из тебя так прет, что мужички должны неделю горячим кипятком писать, как тебя увидят.

— Мне сегодня такой и надо быть, — уверенно ответила Аня.

— Именно сегодня?

— Да. Соблазнить надо одного человечка, чтоб меня в тюрьму не посадили.

— В тюрьму? — вытаращила красивые глазищи Алла.

— Ага. Я человека убила.

— Правда?!

— Правда. Из автомата.

— Не может быть!

Особого ужаса в голосе Аллы не наблюдалось. Биологическая, безнадежная врушка, она была восприимчива и к фантастическим выдумкам окружающих. Верила всему ровно настолько, чтоб восхититься и забыть, не придавая новости никакого значения. Аня туманно объяснила, как все случилось, и главное в составе событий Алла тут же ухватила.

— Так ты ложишься с этим Соболем, чтоб не загреметь за решетку?!

— Что поделаешь! — усмехнулась Аня.

— Здорово! — восхитилась Алла, не придав значения ужасу смертоубийства. — В этом даже есть что-то героическое! Знаешь, я тоже однажды была с дядей на охоте, кабанов мы добывали, и вдруг в кустах мне показалось, что кабан! Я выстрелила, а потом оказалось, что там человек был… Ну, охотой один маршал заведовал, так что дело замяли, сама понимаешь…

И пошло-поехало. Увлеченная Алла через полчаса перестреляла на охоте и перерезала в подворотне, когда ее насиловали, добрую роту ничтожных мужиков, которые, безусловно, были достойны высшей кары.

За бесконечными разговорами время пролетело совершенно незаметно. Ближе к вечеру Аня ушла на Курский вокзал к прибытию электрички 18.21 из Электростали, а Алла яростно уцепилась за скрипку. Расстались до утра.

Аня вышла на платформу минут за десять до прибытия поезда. Соболь уже ждал. Он стоял там, где примерно должен был остановиться четвертый вагон, приодевшись в очень приличный светло-серый костюм при строгом галстуке, и, мало того, в руках держал букет алых роз. Не слишком дорогое подношение, но все же — ого-го!

Аня не подошла к нему сразу. Не подошла даже тогда, когда подмосковный люд ринулся из электрички на штурм вечерней Москвы, соблазняющей столичными развлечениями. Толпы агрессивных подростков рвались на стадион, чтобы поболеть за свою команду, по окончании матча устроить драку с такими же московскими шпанятами и вернуться домой с твердой уверенностью, что уж если их любимцы на спортивном поле и проиграли, то они-то показали зазнайкам-москвичам, где раки зимуют.

Соболь стоял на опустевшей платформе, и вид у него был по-мальчишески огорченный. Он бессмысленно вертел в руках свои розы и, совершенно очевидно, собирался ждать следующую электричку — минут через сорок.

Аня подошла к нему со спины и сказала врастяжку:

— При-ве-е-ет. Во-от и я.

Он круто обернулся, вспыхнул и ткнул ей в руки букет, словно ударил.

— Добрый вечер! А я уж заждался!

Наглой уверенности, чего Аня побаивалась, в нем не было никакой. Несмотря на реальную пошлость ситуации, он все же считал, что свидание должно быть окрашено подобающей поэтической лирикой и рыцарством отношений, во всяком случае с его стороны. Аня это сразу поняла и приняла правила игры. В конце концов, если у него такой стиль, пусть будет так — не худший вариант.

— Ты знаешь, — неуверенно сказал он. — Мы можем сходить куда-нибудь в ресторан или кафе… Хотя, честно говоря, мне бы не стоило нарываться с тобой на знакомых. Мало ли что, вдруг усекут, что у нас с тобой отношения, связанные с моей работой.

— Поехали погуляем в парк Горького, — беззаботно предложила Аня, а потом решила ускорить ход событий. — Хотя я на высоких каблуках, много не нагуляешься…

— Если ты не против, мы можем посидеть у меня дома… Есть музыка, японский телевизор и все прочее.

«Рано или поздно этой музыки со всем прочим не миновать», — решила Аня.

— Поехали.

— Это недалеко, — откровенно обрадовался он.

Они взяли такси, хотя езды до Разгуляя оказалось всего ничего — меньше десяти минут.

По тому, как Соболь путался в связке ключей, когда открывал двери, по интерьеру квартиры Аня сообразила, что жилплощадь прямого отношения к Соболю не имеет. Квартира верного друга, который сейчас на каком-нибудь дежурстве или уехал на рыбалку. Скудная квартира, самыми ценными вещами были телевизор да радиола. Аня не сразу даже смекнула, чего ей здесь не хватает, потом поняла — в квартире нет книжных полок и вообще ни одной книги!

Зато в изголовье широкого дивана вызывающе белела стопка совершенно чистого, до хруста накрахмаленного постельного белья.

Через полтора часа они им и воспользовались, выпив шампанского, коньяку, закусив шоколадом и «Киевским» тортом. А до того мучительно искали подходящую тему для беседы, пока не перешли к жизни киноартистов: кто с кем спал, в чем снимался, с кем кто собирается спать и где сниматься. Кино Аня любила и знала. Соболь знал только актеров, имена режиссеров ему ничего не говорили. Великого Феллини он назвал Фелининым, считая его советским деятелем кинематографа. Фильм «Ночи Кабирии», от которого Аня была без ума, тоже оказался у него отечественным.