Счастье - [2]

- Не надо... Мне там тошно... Раз уж пришел, так... проходи... Но лучше бы.

- Что лучше бы?! - резко прервал его Виктор, и, скинув второй ботинок, быстро, почти бегом проследовал в комнату Виталия.

Здесь, в этой комнате была темнота, и еще - музыка. Где-то играл магнитофон, где-то в темени стояли колонки, однако их совсем не было видно, и, казалось, что эта стонущая музыка вырывается со всех сторон. И лишь потом, несколько свыкшись с этим сумраком Виктор увидел и колонки - они стояли в самых углах, и были подобны провалам в какую-то беспроглядную черноту. Когда он увидел эти провалы - вновь дрожь охватила его тело.

Однако, первым его порывом, когда он ворвался в комнату, было распахнуть, сорвать если потребуется все те несколько слоев темных занавесей которые покрывали окна. Однако, тут вновь неожиданно проявил себя обычно недвижимый, словно мертвый Виталий - вновь с неожиданной силой, злобой даже, он перехватил его за плечи, встряхнул, и толкнул к дивану.

- Да прекрати же ты! - возмутился Виктор. - Что ты, совсем двинулся...

Но тут, из беспросветного мрака в стенах стал нарастать стон - скрипка взвыла, скрипка застонала в беспредельном мученье, и, казалось - что-то бьется, кровоточит в этой черноте, и вновь почувствовал Виктор, как нарастает, подниматься из него дрожь. С немалым трудом смог совладеть с собою, проговорил:

- Ты все-таки должен окна открыть... Там же весна... Ть-фу - ведь когда шел к тебе, целую речь заготовил - доказать тебе хотел, что нельзя так жить! Ты же заживо здесь изгниваешь! Ты...

- Тише... - неожиданно страстным шепотом повелел Виталий, и поднял тонкую свою, почти сливающуюся со мраком руку - Виктор по неволе подчинился ему.

По щекам Виталия катились все новые и новые слезы, а скрипка то все надрывалась, все завывала, все стенала - казалось, это чья-то душа умирает, жаждет высказать что-то самое сокровенное. Так продолжалось неведомо сколько времени - Виктор, право, не знал, сколько прошло минут. Когда он шел сюда, он отдавал отчет в каждой минуте, он был сосредоточенным, думающим человеком - теперь все расплылось, и он позабыл о прежних своих помыслах. Он смотрел на Виталия, видел эту плачущую тень, чувствовал как пронзительная скрипичная музыка наполняет комнату, как движется во мраке - что-то совсем непривычное, подобное чему он испытывал прежде только здесь, вновь и вновь заставляло его вздрагивать, а потом, когда запись оборвалась, то он понял, что плачет плачет уже долгое время - жаркие следы слез остались и на щеках, и прикосновениями теплых пальцев проникли через рубашку, на грудь...

Когда музыка оборвалась, и темная эта комната наполнилась непривычной, звенящей тишиною, тогда Виталий вскочил - движение его было какое-то неестественное, мертвенное, призрачным рывком метнулся он туда, где сокрытый тенями, таился магнитофон. И тогда Виктор вскочил, и громким голосом настойчиво проговорил:

- Нет - постой. Слышишь, Виталий, я тебя прошу - не переворачивай на другую сторону. Это надо прекратить, ты должен выслушать меня...

Но Виталий не слушал его - дрожащими руками он стал вынимать кассету - он так волновался, что даже и в руках ее не удержал - она упала на пол, он же склонился за нею, и слился со сгущающимся там мраком, стал подобен черному нечто, копошащемуся у пола. И в то время пока он искал кассету, Виктор ощупью нашел ведущий от магнитофона провод и выдернул его из сети, тут только понял, что щеки его еще мокрые, вытер их. Повернулся к Виталию, и решительным, чеканным голосом (хоть и не малых трудов это ему стоило), принялся выговаривать:

- Мы должны поговорить. Я не затем пришел, чтобы...

Но тут на улице раздался резкий, довольно громкий хлопок - должно быть, детвора баловалась - и тут же, в ответ на этот хлопок настойчиво забибикала, захрюкала, завизжала сигнализация у машины; и еще где-то в отдалении стал заводится, закряхтел двигатель мотоцикла.

- Довольно, довольно... - проникновенным, молящим голосом, произнес тут Виталий, и тем же дрожащим голосом, продолжал молить. - Пожалуйста, пожалуйста - включи магнитофон. Я не могу слушать эти звуки... Ты разве не понимаешь - они меня с ума сводят... Пожалуйста, пожалуйста...

- Тебя эта музыка с ума сводит. Да уже и свела! Выбросить эту кассету надо...

- Нет! - громко вскрикнул Виталий, и тут же зачастил. - Нет, нет - ты не посмеешь. Да я и не дам тебе!.. Я же драться буду - ты так и знай, что я драться буду. Нет! Нет!

- Черт с этой кассетой, но ты...

- Включи магнитофон, я молю... Я не могу эту дисгармонию слушать - этот скрежет - это же ад там... Ад!..

- Там весна...

- Включи, включи!

И тут Виталий оттолкнул Виктора, прорвался к сети - включил. Музыка заиграла в то же мгновенье, так как он уже успел вставить кассету и нажать кнопку воспроизведения. И как только эта музыка заполнила комнату, на лице Виталия вновь появилось успокоение, вновь он отступил во мрак, и почти слился с ним. Виктор чувствовал, что сейчас вот вновь опустится на диван, и вновь будет глядеть в черноту, вновь чувствовать дрожь, а потом, неведомо через сколько времени, вновь очнется весь покрытый темными прикосновениями слез.