Счастье потерянной жизни. Т. 2: Огненное испытание - [30]

— Ты устала? — спросил он ее, как будто не понимал смысла ее выражения, — может быть, присядем отдохнуть или уже лучше пойдем домой?

Катя как-то виновато посмотрела на него и, вздохнув, тихо ответила:

— Пойдем.

— Будем помогать друг другу, чтобы не поскользнуться, — сказал он ей на ходу, обходя дождевую лужу.

— Будем, — ответила Катя, с радостью поглядев в его глаза и крепко прижав его руку к себе. Она поняла, что дело не в уличной грязи.

Придя домой, они долго, за самоваром, в присутствии Катиной мамы, рассуждали о будущем. Было решено: набраться еще терпения и дождаться, пока Павел переберется в Москву для занятий в университете. Вечером, не без грусти, Катя проводила его на станцию.

Дома так же, как и в первый раз, Павел пошел с отцом на прогулку.

— Папань! Ты, наверное, знаешь про нашу связь с Катей? Мы любим друг друга и решили к Рождеству повенчаться.

Петр Никитович долго молчал после этого сообщения, но потом ответил:

— Что ж, сынок, то что вы любите — это хорошо, любите еще крепче, но насчет женитьбы… дам тебе такой совет: подожди еще, хоть один годик, что-то мне хочется, именно так, сказать. Тебе еще 20 лет, да и у нее не так, что беда какая стряслась, потерпит.

Павел не возразил на это ни слова и решил послушаться отца.

Заметная перемена произошла в нем, после его возвращения от Кати. От своих повседневных занятий он, хотя и не отказался, но к женщинам относился очень сдержанно.

* * *

Как-то поздним вечером, к ним после работы зашла Вера Князева и, хотя несколько лет Павел ее не видел, но к своему удивлению, не нашел в ней перемены. Та же девичья свежесть и отличительная благородная красота — напомнили Павлу о совместно проведенных годах в общине и в ее доме. Только, едва заметные, полоски на лбу свидетельствовали о каком-то потрясении, пережитом ею. Среди того разгрома, какой пережила Н-ская община в связи с арестом Петра Владыкина, Вера осталась одна из немногих, преданных Господу, из числа христианской молодежи — единственным цветком в опустелом саду. На бесчисленных допросах по обвинению арестованного Владыкина и других, она, будучи неизменной христианкой, осталась неповинной ни в чьей судьбе. Из-за редкой привлекательности, ей пришлось выдержать целый поток предложений к замужеству, со стороны неверующих женихов, но оставаясь верной своему Господу, она все отвергла. До этого, будучи 22х лет, Вера полюбила деревенского юношу-христианина. По своему развитию, будучи серым деревенским парнем, да к тому же еще неграмотным, Андрей был, далеко, не пара Вере. Ему едва исполнилось тогда 18 лет, но по внешнему виду — это был рослый и возмужалый юноша. Вера же получила хорошее воспитание в интеллигентной семье и среднетехническое образование в учебном заведении.

Полюбив Андрюшу, она приложила все усилия к тому, чтобы поднять его до своего уровня и подготовить, тем самым, себе достойного жениха. Через год юноша, действительно, преобразился.

Бесследно у него исчезло все деревенское: и вид, и речь его были неотличительны от столичного молодого человека. В общине, он нередко, служил проповедью и пением в хору. Своей покровительнице он был, на редкость, верен во всем. Во взаимоотношениях между ними хранилась христианская строгость, хотя они, нескрываемо, любили друг друга и часто бывали наедине.

Но Петр Никитович, однажды, не преминул дать Вере очень дорогое наставление, несмотря на особое к ней расположение:

— Вера, как моей родной дочери, хочу сказать тебе, что в твоей дружбе с Андрюшей не все чисто, как тебе кажется. То, что ты подняла его из мутного омута деревенской темноты и поставила на светлую дорогу, что он сейчас добрый христианин и проповедник — это, по милости Божьей, большая похвала тебе и от людей, и от Господа. А вот то, что ты готовишь его женихом для себя — это скользкий путь, и чести в этом нет для тебя. Это уже вопрос не его, а твоей судьбы, которую ты, заведомо, не испытав волю Божию, берешь в свои руки. Не обманись, дорогая моя, можешь испортить жизнь и себе, и ему, и уже не поправить ее никогда. Ты впала в очень тонкое искушение, потому что начала с плоти, плотью и окончишь. Вот если бы с самого начала избрала не ты, а он, да согласовал бы с волей Божией, не увлекаясь твоей красотой, а предав жребий Богу, то — другое дело. Ты посчитала, что своею красотою и таким жертвенным подвигом привязала его к себе на всю жизнь? Ошибаешься, Вера, — в брачном деле связывает воля Божья и Его благословение, а красота твоя и подвиги, как паутина в дремучем лесу.

— А что же теперь нам делать? — спросила Вера.

— Оставить друг друга, попросить прощения у него, а потом и, со слезами, у Господа. После того — предать Господу путь свой, и Он совершит.

— Но, ведь это невозможно, разрыв — катастрофа в жизни, в сердце. А потом, может, всю жизнь будешь осуждать себя, что свою судьбу отвергла.

— Что мы вверяем Господу, то у Него не пропадает, а что не по вере — грех, — ответил ей на это Владыкин.

— Петр Никитович, сознаю, но силы к разрыву нет. Если бы вначале мы были предупреждены — дело другое, а теперь буду полагаться на милость Божию. Мы любим друг друга.