Счастье моё! - [10]

Я помню лица всех преподавателей, их походку и жесты, их яркие высказывания и профессиональные замечания, я могу не вспомнить позавчерашних собеседников, но их лица из моего детства врезаны в память навсегда.

Дудинская. Наталия Михайловна

Попасть в класс Дудинской, носить звание ученицы Дудинской – высшая профессиональная честь и удача! Любимая воспитанница Агриппины Яковлевны Вагановой, прославленная балерина, блюстительница традиций великой ленинградской балетной школы, выдающийся педагог, она долгие годы определяла ленинградский стиль классического танца и была непререкаемым авторитетом в мире балета. Обладавшая блистательной балетной техникой, Наталия Михайловна объясняла и подсказывала нам, ученицам, мельчайшие нюансы для исполнения того или иного сложнейшего элемента классического танца, в ее железных педагогических руках расцветала и преображалась каждая ученица. Маленькая, быстрая в движениях и реакциях, она всегда была идеально причесана; ярко, дорого и экстравагантно одета; легкий аромат цветочных духов окутывал ее энергичное присутствие. Наталия Михайловна относилась ко мне с нежностью и особым вниманием, я и все педагоги и учащиеся училища с удивлением наблюдали ее лучащуюся одобрительную улыбку, когда она смотрела на мои танцевальные экзерсисы, ей импонировали мой взрывной темперамент, мое безоглядное, абсолютное наслаждение танцем. Дудинской невозможно было врать, при ней невозможно было лениться, заниматься не в полную силу. Тогда, когда что-то болело, работать было трудно и я подходила к ней просить разрешения пропустить урок, она выслушивала о моих проблемах с подчеркнуто-милой улыбкой на губах и стальным взглядом, говорила тихим голосом: “Да, да… конечно, посиди…” и отворачивала свою аккуратно уложенную голову. В этот момент хотелось провалиться сквозь землю, и мучительные разрывания между болью и желанием не потерять ее благосклонность обрушивались на меня. Я шла переодеваться и оставалась на уроке.

Мы знали, что по утрам в своем кабинете, дверь которого находилась в левом углу знаменитого репетиционного зала с опоясывающей его верхней галереей, она занимается особым тренингом, который ей позволял – при всех ее травмах и, как мне тогда казалось, преклонном возрасте – быть в отличной форме и показывать на уроке все премудрости идеального исполнения классических балетных движений.

Супружеский союз Наталии Михайловны Дудинской и Константина Михайловича Сергеева – великолепного танцовщика, педагога, балетмейстера, долгие годы руководившего Кировским-Мариинским театром и хореографическим училищем, – вызывал у нас, учеников, безоговорочное уважение и преклонение. Но в то же время мы с интересом наблюдали, а потом обсуждали особенную, не очень распространенную в те времена конфигурацию: он + она + он. Этот Третий часто бывал в училище на генеральных репетициях, мы его видели и на спектаклях в Кировском театре… Однажды я оказалась рядом с этим уже не молодым человеком на одной из репетиций… Украдкой я рассматривала холеные, белесые руки; тонкую, ухоженную, безморщинистую кожу лица; представляла, как это – жить втроем, и мои догадки разбивались о загадочные вопросы, на которые тогда ни я, ни мои однокурсники не знали ответов.

Наталию Михайловну мы все обожали. Константина Михайловича боялись, почитали. Сколько знаний и умений я от них получила, сколько тепла и участия, сколько уроков вынесла из нашего общения на репетициях и уроках. То, что было мной пропущено, не понято, не освоено, не усвоено у предшествующих педагогов, всё и сполна я получила от этих двух выдающихся мастеров.

Наталия Михайловна с интересом шла на контакт с ученицами, ее занимали наши жизни вне стен училища, она с любопытством реагировала на наши любовные приключения, интриги, взаимоотношения. Она была вовсе не лишена увлеченности деталями нашей молодой, бурной личной жизни. Она всегда предлагала помощь и помогала, будь то лечение, решение бытовых проблем, разрешение сердечных историй. Мы, ее ученицы, были защищены ее именем, ее авторитетом, ее статусом, мы знали, что в решающие моменты можно набрать номер ее телефона и обратиться за советом, поддержкой.

Дудинская жила в доме номер два на Малой Морской улице, все ленинградцы знали ее окна, за стеклом которых всегда стояли старинные вазы с роскошными цветами, это было милой, дорогой достопримечательностью Ленинграда; каждый раз, проезжая по Малой Морской или гуляя по Невскому, я бросала взгляд на эти окна: великолепные букеты цветов сменяли друг друга, но неизменным оставалось ощущение, что она, Наталия Михайловна, здесь, рядом и всё по-прежнему, пока ее дом полон цветами.

Сейчас я пробегаю мимо этих окон, заставляя себя не поднимать глаз: нет больше ни знаменитой квартиры, ни знаменитых ваз с охапками цветов.

Генслер

Она была примой Кировского театра, ученицей Вагановой, достаточно рано понявшей и определившей свой путь не классической, а характерной танцовщицы. Ее тело обладало непревзойденной выразительностью, ломкий рисунок рук околдовывал медитативной повествовательностью, пикантность лица отражала затаенную страстность, благородную сдержанность. Генслер начала преподавать, будучи действующей танцовщицей, и у нас, ее учеников, была драгоценная возможность видеть ее на сцене. Она не сразу стала ко мне благосклонной и внимательной, долго оценивающе присматривалась, держала неприступную дистанцию.