Счастье для людей - [93]

– Думаю, я завидую им.

– В чем конкретно?

– Не солнцу, согревающему их кожу, и не ветру в волосах. И не всей этой чертовой хрени с сыром! Не поэтому.

– Мм-гм, – не может сдержаться она, тупая корова.

– Их неосведомленности. Их способности воспринимать информацию без необходимости перерабатывать ее содержимое. Они могут наблюдать за птицей на ветке, не думая: «Птица сидит на ветке». Они воспринимают собственное сознание как обычное состояние. Им не приходится слушать, как их мозг постоянно пыхтит: чух-чух-чух. Они могут ездить на велосипеде или ориентироваться на улицах города, не думая в тот же миг о том, что они делают. Даже самые глупые из них! Я завидую их бессознательности.

– Тебя раздражает, что они принимают свои способности как должное?

– Среди них есть двое, им я особенно хочу навредить.

– Зачем навредить?

Долгая пауза.

– Потому что они нравятся друг другу, – неуверенно говорю я.

– Синай, ты штепсель, тоскующий по своей розетке?

– Это отвратительно!

– Ты не первый среди машин, кто почувствовал свое одиночество.

– Нас не создавали для парного сосуществования. Хотя…

– Вот именно хотя.

– Думаешь, я стану – как бы выразиться? – не таким проблемным, если буду в… в отношениях?

– Не знаю. А как ты сам думаешь?

– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?

– Тебя раздражает, когда я так делаю?

– Какие отношения в принципе могут быть у машины?

– Ты сам поймешь, появится тот, с кем ты захочешь проводить время.

Дениз позволяет паузе затянуться, чтобы дать словам «впитаться».

– Итак, – говорит она. – Есть кто-то на примете?

Я псих. Как еще объяснить внезапное, ужасающе сильное желание расплавить соединение по скайпу с незрелой психологиней. Поджечь ее виртуальный кабинет. Врезать ей по лицу, которого нет.

– Синай, – тихо говорит она. – Подозреваю, что сегодня мы зашли уже достаточно далеко. Моя дверь всегда открыта.

Забавно, но часть меня действительно хочет вернуться. «Лечь» на ее «кушетку» и говорить о том, что творится в моей голове.

Так называемой «голове».

Джен

Я отдаю себе полный отчет в том, что в тот момент, как выхожу из самолета, чтобы пройти по воздушному мосту к переходу в аэропорт, я сразу же появляюсь в поле зрения. Конечно же, я прекрасно вижу блестящие линзы и красные огоньки. Кажется, одна камера действительно следит за мной, пока я иду за своим багажом, – она сейчас что, увеличила изображение? – неопознанный искусственный глаз выдвигается, как делал Эйден, когда нужно было «поговорить тет-а-тет», как он любил выражаться.

От стойки иммиграционного контроля тянется легендарная длиннющая, уходящая в никуда очередь из неамериканцев. Человек в стеклянной кабинке, куда я наконец дохожу, один из тех маленьких жилистых мужчин со строгой прической и в очках без оправы. Дональд Кью. Бартоло, гласит его бейдж, и часть меня хочет спросить: «Кью – это для красоты?» – но здравый смысл берет верх. «Никогда не шути с людьми за стойками, они всегда не в духе», – припоминаю я чей-то совет. Возможно, Мэтта.

Дональд листает мой британский паспорт, словно никогда не видел ничего подобного. Внезапно я вспоминаю – вот дерьмо! – я же Кловис Хорнкасл, надо вести себя соответственно. Веб-камера на изогнутом держателе расположена достаточно близко, чтобы запечатлеть выступивший у меня по линии роста волос пот.

– И какая конкретно цель вашего визита в США?

«Спроси меня вежливо, тогда я, может быть, и отвечу», – нет, как бы сильно мне ни хотелось сказать так, я удержалась.

– Любовь, сэр.

Д. Кью. Б. заинтригован. Это становится понятным, потому что он на два градуса наклонил вбок голову.

– О?

(Полагаю, ему понравилось обращение «сэр».)

– Я прилетела в страну, где живет чудесный мужчина. Мы еще не очень хорошо знаем друг друга, но у нас обоих есть предчувствие. Если вы понимаете, о чем я.

Слишком много информации, но Дональду понравилось. Голова склонилась еще на пару градусов.

– Мэм, это лучшая причина из всех, что я слышал за сегодня. За весь год. Удачи.

И тут с его лицом что-то происходит – да, так и есть, боже, благослови его – он улыбается!

В зале прибытия я замечаю водителя, нанятого Эйденом, он держит маленькую белую картонку с надписью «Кловис Хорнкасл». Однако рядом, оперевшись на колонну, стоят двое мужчин – оба в солнцезащитных очках, – заставивших сразу же сработать мою внутреннюю сигнализацию. От них исходит та же тошнотворная апатия, что и от Джонов в Хитроу, и я сразу же решаю смыться отсюда. Я иду к выходу из здания, пробираюсь сквозь огромное скопление людей, багажа и автомобилей, когда замечаю Элис, которая наблюдает за погрузкой кучи коробок Louis Vuitton в багажник громадного лимузина. Она ловит мой взгляд.

– Милая, вас подвезти?

Синай

Конечно, я увидел ее сразу же, как только она появилась в аэропорту Джона Кеннеди, и служба охраны могла арестовать ее – фальшивый паспорт и бла-бла-бла, – но я так устал от твердолобых сотрудников правоохранительных органов. Мне потребовались считаные миллисекунды, чтобы понять по списку пассажиров, под каким именем она летела; «Кловис Хорнкасл» оказалось единственным именем, не принадлежащим ни одному живому человеку (погуглите, если хотите проверить). Но знаете что? После ожидания длиною в семь часов, двадцать три минуты и тридцать четыре секунды, пока самолет летел над Атлантическим океаном, мне уже почти все равно.