Счастье для людей - [33]

Я пожимаю плечами:

– Может быть.

Когда он переехал ко мне и стал сдавать собственную квартиру, меня удивило, с какой легкостью он избавился от большей части собственных вещей, следуя принципу «мы имеем то, что имеем». Однако спустя дни и недели барахло Мэтта стало множиться и множиться. Куча мусора, превратившаяся в завалы.

– Я нашла много твоих вещей. Велосипедные шорты. Старые теннисные ракетки. Бессчетное количество зарядок, адаптеров и дохлых мобильников. Жестяной призовой кубок. Покупки из Марракеша.

Он фыркает, что можно принять за смех.

– Что ж, хорошо. Спасибо. Не беспокойся, я избавлю тебя от всего этого.

– Уже сделано.

– Что?

– Отнесла в благотворительный магазин.

(Как мне удается и глазом не моргнуть – сама не могу понять.)

– Там были диски?

– Возможно. Честно говоря, я бросила все в большой мусорный пакет.

– Что за хрень, Джен?

– Сам ты что за хрень, Мэтт.

Мы злобно смотрим друг на друга поверх кухонной утвари.

– У тебя не было на это никакого права.

– Ой, да ну? Проо-сти.

Однажды, я уже видела Мэтта в подобном состоянии; он не знает, то ли ему обидеться, то ли разозлиться. Так ни к чему и не придя, он отодвигает оставшееся пойло и меняет тактику. В глазах появляется безнадежность. Я понятия не имею, что за ценные материалы остались заблокированными на его ноутбуке, и, естественно, надеюсь, что они просто жизненно важны.

– Зачем ты отдала диски в комиссионку? Они не могут продавать установочные диски от личного компьютера.

Бесспорная правда, и меня так и подмывает заметить, что «мы имеем то, что имеем».

– Думаю, я решила сложить все в одну коробку и дать им решать самим, что можно продать.

– В коробку или пакет?

– Прости, что?

– Ты сказала, что выбросила все в мусорный пакет. А потом сказала, что это была коробка.

– Да, может быть и так.

– Может быть как?

– А это важно? Возможно и то и другое, – как уже говорила раньше: словно мне плевать.

– Там были купальные трусы?

– Возможно, были. – А что?

– О. Прекрасно, я все равно хотел сказать тебе. Я собираюсь уехать на пару недель. Мы собираемся. Белла и я. В Таиланд. Не волнуйся о трусах. Я могу купить новые.

– Прекрасно.

– По всей видимости, сейчас хорошее время года для поездки. Не так влажно. Я подумал, тебе нужно знать. На всякий случай.

– На случай чего?

Он пожимает плечами. Качает головой.

– На всякий случай.

Похоже, Мэтт выдохся. Из-за граппы, из-за известий об установочных дисках, из-за переработки или тоски – не могу сказать почему. Это не тот самый Мэтт, который пришел домой в судьбоносный понедельник с непробиваемым выражением лица и говоривший о совместно приобретенном имуществе. Он пробегает глазами по кухне.

– Ты что-то здесь переделала? Выглядит иначе.

– Твое пиво. – Его коллекция крафтового пива (отдана соседу).

– Твоя хлебопечка. – Ненужный подарок от его матери (сдана в центр переработки).

Долгое время он просто сидит. Медлит, как я полагаю, в опустевшем театре его старой жизни; слушает призраков; возможно, убеждает себя, что оказался прав, избавившись от него. Он вздыхает: долго и шумно втягивает воздух через нос, задерживает дыхание на невероятно долгое время, перед тем как выдохнуть; привычка, выражающая тревогу, я это заметила в Наш Первый День и ни разу больше за все проведенное вместе время.

– Джен, я…

Это звучит так, словно он готов сказать: «Джен, я был таким дураком. Джен, я всегда буду любить тебя. Джен, ты должна кое-что узнать».

Она беременна.

– Что бы там ни было, Мэтт…

– Джен, я просто хотел сказать, если эти диски вдруг где-нибудь появятся…

– Ага. Я дам тебе знать.

– Да, спасибо. Только… Пока я здесь… Не можешь еще раз поискать в ящике…

– Нет, Мэтт. Не могу.

– Хорошо. Ладно. Без проблем.

Меня немного потрясывает после его ухода. Я возвращаюсь на кухню и наливаю себе бокал граппы. В воздухе еще остался аромат его лосьона после бритья. В ушах еще звучит гулкий голос.

«Белла и я. В Таиланд».

По щеке скатывается слеза. Потом другая. Сейчас мне трудно понять, как я могла провести с этим человеком целых два года.

Я плачу не по нему. И не по себе. Я скорблю по потерянному времени.

Том

Я втайне прибываю в отель «Дю Принс» на четверть часа раньше. Я знаю расположение столиков и хочу выбрать лучший. Я чувствую себя вовсе не отвратительно, учитывая ночной перелет. Сегодня один из ясных лондонских дней после ливня, мокрые тротуары и голубое небо. Немного сжимает грудь от осознания того, что я скучаю по этому городу.

Два низких кресла, расположены под углом к столику. Низкие лампы. На стене сзади – портрет маслом мужчины в шляпе, умершего уже лет двести назад. Здесь довольно чопорно и по-деловому, но напитки готовят профессионально, они холодные, как Рождество, и приятно дурманят мысли.

Я вижу ее.

Она материализовалась в дверном проеме, я замечаю ее за один удар сердца. Появляется кривая усмешка, когда я встаю и машу рукой. За несколько шагов, которые она делает в моем направлении, у меня появляется единственное (и фактически верное) впечатление, что все в моей жизни подводило меня к этому моменту.

– Том.

– Дженнифер.

– Джен. Кроме бабушки, меня никто не зовет Дженнифер.

Она протягивает руку. Рука нежная и теплая, и женственная, и приятная на ощупь. У нее запоминающееся лицо с отличительными чертами, которые сперва кажутся несколько разрозненными и не сразу создают общую картину. Мы садимся в кресла, она снимает шарф, оголяя плечи. Настоящие или искусственные, в ушах и на шее сверкают бриллианты. Она говорит: